Эта ласковая земля
Шрифт:
– Мальчики, как вы смотрите на то, чтобы пожить летом у нас с Эмми?
Если бы она сказала: «Я дам вам миллион долларов», – я и то удивился бы меньше.
– Разве нам можно? – спросил Альберт.
– Я уже некоторое время обдумываю это, – сказала миссис Фрост. – И вчера после матча наконец поговорила с мистером Брикманом. Он согласился, что это возможно, если вы не против.
«А как же Черная ведьма?» – показал Моз.
– Клайд сказал, что поговорит с Тельмой, но он считает, что она не станет возражать. – Миссис Фрост посмотрела на меня. – По мнению мистера Брикмана, возможность больше не беспокоиться из-за тебя, Оди,
– Но почему? – спросил я. – В смысле, я счастлив и все такое, но почему?
Она ласково коснулась моей щеки.
– Оди, ты знал, что я тоже сирота? Я лишилась родителей, когда мне было четырнадцать лет. Я понимаю, каково это – остаться одному в целом мире. – Она повернулась к Альберту и Мозу. – Я хочу снова возделывать свою землю. Если я действительно хочу этого, мне понадобится много помощи летом и во время сбора урожая. Вы двое почти взрослые. Вы все равно скоро покинете Линкольнскую школу. Не знаю, какие у вас планы, но не хотели бы вы пожить у меня?
– А как же Оди и его учеба? – спросил Альберт.
Плевал я на учебу, но Альберт всегда думал о будущем.
– Если все получится, возможно, он сможет ходить в городскую школу. Посмотрим. Годится, Оди?
– О да.
Мне хотелось танцевать, обнять миссис Фрост и пуститься в пляс. Я не помнил, когда в последний раз был так счастлив.
– Итак, что скажете? – спросила она.
– Я говорю: «Ура-а-а!» – Я торжествующе вскинул руки.
Альберт ответил более рассудительно:
– Думаю, нам это подходит.
Моз расплылся в улыбке до ушей и показал: «Мы везучие».
Миссис Фрост предупредила, чтобы мы пока никому не рассказывали. Ей надо уладить несколько вопросов, и пока все не будет готово, мы должны сидеть тихо и – она многозначительно посмотрела на меня – «не нарываться на неприятности».
После ее ухода Альберт повернулся ко мне:
– Не обольщайся, Оди. Помни, она имеет дело с Черной ведьмой.
В спальне мы переоделись из воскресной одежды в повседневную. Я продолжал переглядываться с Альбертом и Мозом, и было ясно, что мы никак не могли поверить своему счастью. Хотелось закричать «аллилуйя», но я сдерживался. Пришел Вольц, о чем-то тихо переговорил с Альбертом, и они ушли. Потом пришел мистер Фрайберг и забрал Моза и еще пару мальчиков убирать бейсбольное поле и подготовить его к следующей игре.
У меня еще оставалось время до обеда, и я лежал на своей койке, глядя в потолок, и воображал, каково жить с Корой Фрост и Эмми.
Я плохо помнил маму. Она умерла, когда мне было шесть лет. Альберт рассказывал, что какая-то болезнь просто съела ее изнутри. Мне представлялось, как она лежит в кровати и смотрит на меня, а ее лицо похоже на сушеное и сморщенное яблоко, и я ненавидел этот образ. Я всегда жалел, что у меня нет фотографии, чтобы я мог держаться за другой образ, но когда мы приехали в Линкольнскую школу, у нас забрали все, включая хранившееся у Альберта семейное фото, сделанное, когда я был маленьким и мы жили в Миссури. Поэтому некоторым образом миссис Фрост была для меня воплощением матери, и теперь все шло к тому, что станет настоящей. Конечно, она не усыновит меня или Альберта. Но как знать?
Мои мечтания прервал внезапно нависший надо мной мистер Грини:
– Ты не видел Красного Рукава?
Дети постоянно убегали из Линкольнской школы. Если они были из резерваций, то обычно туда
Мистер Грини опросил всех мальчиков, но никто не видел, как улизнул Билли. Просто из любопытства я проверил сундучок в ногах его койки. Кукурузная кукла пропала.
По воскресеньям проходили одни из самых иронических собраний в Линкольнской школе – еженедельные собрания бойскаутов. Нашим наставником был мужчина по фамилии Сейферт, городской банкир. Кругленький и лысый, с бульдожьим лицом и вечно потной макушкой, он был достойным человеком. Он старался научить нас всему, что может пригодиться, если мы вдруг окажемся одни в лесу. Это было смешно, потому что вокруг Линкольна не было лесов. Мы собирались в спортивном зале, где нам показывали, как наточить лезвие топора или ножа до остроты бритвы, как различать травы и деревья, птиц и звериные следы. На старом плацу мы учились ставить палатки, скреплять палки для шалаша, разводить костер и разжигать его кремнем и кресалом. Летом из-за небольшой учебной нагрузки посещать занятия бойскаутов были обязаны все мальчики. Если бы ситуация не была такой трагической, я бы счел забавным, что грузный белый мужчина показывает индейским детям то, что, не вмешайся белые, они знали бы с пеленок.
Альберт был командиром нашего отряда и очень серьезно относился к своей должности. Что не удивительно. Мистер Сейферт подарил школьной библиотеке два экземпляра «Официального справочника скаутов», но я думаю, что Альберт был единственным, кто когда-либо его читал.
В тот день мы изучали узлы. Что оказалось интересно. Кто же знал, что существует столько разновидностей узлов и все они используются для различных целей. Я довольно быстро выучил большинство узлов, но один – под названием «булинь» – никак мне не давался. Надо было представить, что конец веревки – это кролик, который вылезает из норы, оббегает вокруг дерева и залезает обратно в нору, или что-то в этом роде. Мистер Сейферт сказал, что этот узел любят моряки, так что я наконец разобрался. Никогда не выйду в море.
В конце встречи мистер Сейферт попросил нас сесть и посмотрел на нас, словно вот-вот заплачет.
– Мальчики, – сказал он, – у меня плохие новости. Это последнее мое занятие с вами в качестве наставника.
Мы никак не отреагировали, но он, наверное, уже привык к подобному. Большинство из нас слушали его с каменными лицами.
– Банк, в котором я работаю, переводит меня в Сент-Пол. Я уезжаю на следующей неделе. Я пытался найти кого-нибудь вам в наставники, но признаюсь, у меня с этим возникли небольшие трудности.
Он достал из кармана чистый белый платок, и я подумал, что он собирается вытереть блестящие от пота лысину и лоб. Но вместо этого он высморкался и промокнул глаза.
– Надеюсь, я дал вам всем кое-что, что вы возьмете с собой в дальнейшую жизнь. Я говорю не об узлах или палатках. Я говорю об уважении к тому, кто вы есть, может быть о понимании того, чего вы можете достичь, если поставите себе цель.
Он оглядел всех нас и словно на мгновение лишился способности говорить из-за комка в горле.