Эта покорная тварь – женщина
Шрифт:
Нередки случаи принуждения той или иной заключенной стать клиенткой «золотой ручки» по тому же принципу, как иногда делают из нормального человека наркомана путем первой — насильственной — инъекции («сажают на иглу»).
Но очень многие становятся добровольными рабынями похоти, духом которой пронизана вся жизнь этого контингента женщин, волею судьбы оказавшихся в изоляции от внешнего мира.
В бараках или общих камерах иногда происходят оргии, своим размахом уступающие разве что вакханалиям времен Древнего Рима.
Используются и другие возможности удовлетворения
Но жизнь неистребима, как неистребима Природа и ее влечения, для которых нет преград ни в виде морали, ни в виде изгородей из колючей проволоки.
Как заметил Геннадий Малахов, «духом соития пронизана вся Вселенная. Видимо, самая главная «валюта» Вселенной — это мощная созидательная энергия полового акта...»
Этот неистребимый дух царил и летом 1793 года в парижской тюрьме Консьержери, где десятки мужчин и женщин — высший свет Франции — в ожидании своей очереди на гильотину после приговора революционного трибунала устраивали пышные праздники любви, и в обреченном варшавском гетто во время Второй мировой, и на изнурительных каторжных этапах по знаменитому российскому бездорожью...
– ------------------------------------------------------------------------------------------------------------
«Мало вынесла с собою Катерина Львовна в пестрядинном мешке ценных вещей и еще того меньше наличных денег. Но и это все, еще далеко не доходя до Нижнего, раздала она этапным ундерам за возможность идти с Сергеем рядышком дорогой и постоять с ним обнявшись часок темной ночью в холодном закоулочке узенького этапного коридора...
В этой большой партии в числе множества всякого народа в женском отделении были два очень интересные лица: одна — солдатка Фиона из Ярославля, такая чудесная, роскошная женщина, высокого роста, с густою черною косой и томными карими глазами, как таинственной фатой завешенными густыми ресницами; а другая — семнадцатилетняя востролиценькая блондиночка с нежно-розовой кожей, крошечным ротиком, ямочками на свежих щечках и золотисто-русыми кудрями, капризно выбегавшими на лоб из-под арестантской пестрядинной повязки. Девочку эту в партии звали Сонеткой.
Сонетка имела вкус, блюла выбор и даже, может быть, очень строгий выбор: она хотела, чтобы страсть приносили ей не в виде сыроежки, а под пикантною, пряною приправою, с страданиями и с жертвами; а Фиона была, русская простота, которой даже лень сказать кому-нибудь: «прочь поди» и которая знает только одно, что она баба. Такие женщины очень высоко ценятся в разбойничьих шайках, арестантских партиях и петербургских социально-демократических коммунах...
С первых же дней совместного следования соединенной партии от Нижнего к Казани Сергей стал видимым образом заискивать расположения солдатки Фионы и не пострадал безуспешно.
Когда Катерина Львовна проходила по коридору, только в одном месте, слабо освещенном слепою плошкою, она наткнулась на две или три пары, не дававшие ничем себя заметить издали. При проходе Катерины Львовны мимо мужской арестантской, сквозь окошечко, прорезанное в двери, ей послышался сдержанный хохот.
— Ишь, жируют,— буркнул провожатый Катерины Львовны и, придержав ее за плечи, ткнул в уголочек и удалился.
Катерина Львовна нащупала рукой свиту и бороду; другая ее рука коснулась разгоряченного женского лица.
— Кто это? — спросил вполголоса Сергей.
— А ты чего туг? с кем ты это?
Катерина Львовна дернула впотьмах повязку с своей соперницы. Та скользнула в сторону, бросилась и, споткнувшись на кого-то в коридоре,
полетела.
Из мужской камеры раздался дружный хохот.
— Злодей! — прошептала Катерина Львовна и ударила Сергея по лицу концами платка, сорванного с головы его новой подруги.
Сергей поднял было руку; но Катерина Львовна легко промелькнула по коридору и взялась за свои двери. Хохот из мужской комнаты вслед ей повторился до того громко, что часовой, апатично стоявший против плошки и плевавший себе в носок сапога, приподнял голову и рыкнул:
— Цыц!
Катерина Львовна улеглась молча и так пролежала до утра. Она хотела себе сказать: «не люблю ж его», и чувствовала, что любила его еще горячее, еще больше. И вот в глазах се все рисуется, все рисуется, как ладонь его дрожала у той под ее головою, как другая рука его обнимала ее жаркие плечи.
Бедная женщина заплакана и звала мимовольно ту же ладонь, чтобы она была в эту минуту под ее головою и чтоб другая его же рука обняла ее истерически дрожавшие плечи.
— Ну, одначе, дай же ты мне мою повязку,- побудила ее утром солдатка Фиона.
— А, так это ты?..
— Отдай, пожалуйста!
— А ты зачем разлучаешь?
— Да чем же я вас разлучаю? Неш это какая любовь или интерес в самом деле, чтоб сердиться?»
НИКОЛАЙ ЛЕСКОВ. Леди Макбет Мнепскою уезду
– ---------------------------------------------------------------------------------------------------------------
КСТАТИ:
«Любовь одна, но подделок под нее — тысячи» .