Эти глаза напротив
Шрифт:
– Варя, не надо, не звони! – жалобно заныла Моника. – Ну пожалуйста! Знаешь, как трудно было дождаться, пока дежурная медсестра и папин охранник возле моей палаты уйдут чай пить!
Охраннички! И ведь вроде отец Моники и так уволил половину своих секьюрити после того, как они допустили мое похищение, так нет! Славится придурками земля русская! Чай он пить пошел, ага. Мужики…
А Моника, между прочим, по-прежнему одна из главных действующих лиц в деле Сигизмунда Кульчицкого! Вернее, самый главный, самый важный
Надо будет рассказать обо всем Игорю Дмитриевичу. И в данной ситуации это вовсе не донос, а обеспечение безопасности.
– Класс! – Я реально разозлилась. – Ну и набрал твой отец сотрудничков! Теперь точно позвоню!
Я как раз нашла в списке контактов номер Элеоноры, но нажать кнопку вызова не успела – Моника с ловкостью обезьянки цапнула мой мобильник и спрятала его за спину.
– Что за детский сад! – Я попыталась отобрать телефон, но девушка ужом крутилась на кровати, не позволяя мне сделать этого. – Моника! Отдай немедленно!
– Варя, мне очень надо поговорить с тобой! Очень!
– Разрешит твой профессор – поговорим!
– Мне сейчас надо! Я не могу ждать! Я тогда точно с ума сойду!
– Моника, а вот это уже шантаж! Ну что же, – я прекратила бесполезную борьбу с тощим веретеном и направилась к двери, – я и без мобильника могу обойтись.
– Ты куда?
– Нашу медсестру позову. Пусть она тобой займется.
– Варя! – В голосе девушки было столько отчаяния, что я невольно остановилась и обернулась. – Умоляю тебя – не зови пока никого! Я ненадолго, буквально пять минут – и уйду!
Ну что ты будешь с ней делать! Сидит на кровати испуганным сусликом, лапки на груди сжала, глазищи на худом личике смотрят с такой мольбой, что даже дыхание перехватывает.
Я ожидала, что и Павел сейчас вмешается, но он молчал. Боялся, похоже, каким-то образом выдать свое присутствие.
Я вернулась к кровати, присела рядом с Моникой и обняла ее за плечи. И почувствовала, как покрытое шрамами тощенькое тело девушки сотрясает дрожь. Крупнокалиберная такая, конкретная. Еще чуть-чуть – и перейдет в конвульсии.
Елки-палки, и как быть? У бедняжки в любой момент снова приступ начнется, а один чудак на букву «м» «чай пьет»!
– А если твой охранник вернется и решит проверить – спишь ты или нет? – поинтересовалась я, успокаивающе поглаживая дрожащие плечики.
– Убедится, что сплю, – робко улыбнулась Моника. – Я там смастерила из одежды и запасного одеяла подобие тела. И даже прическа у куклы есть!
– Какая еще прическа? Швабру положила, что ли?
– Нет! – облегченно рассмеялась девушка. – Мне мама несколько париков принесла, из-за этого, – она пригладила ладошкой отрастающий ежик волос (из-за страшных ран на голове Монику пришлось обрить наголо). – Ну, я один из них, который чаще всего надеваю, если захочется, и пристроила на подушке.
– Ну ты и фразочку завинтила! Ладно, Мата Хари, говори, зачем пришла.
– Я… – Моника смущенно шмыгнула носом и еле слышно прошептала: – Я про Арлекино поговорить хочу.
– Э-э-э, нет, дорогуша! Вот об этом нам как раз и нельзя говорить!
– Но…
– Никаких «но»! Моника, ну пойми ты – тебе нельзя нервничать! Никак нельзя! Иначе в очередной раз можешь не вернуться…
– Варечка, я не буду расспрашивать о том, как… о поисках, в общем. – Моника стиснула в кулачках край простыни. – Я… Просто… Варя, ты его видела?
– Кого? – Понимаю, вопрос из разряда идиотских, но именно такие и выскакивают без команды мозга.
– Арлекино.
– Да откуда?
– Варь, не надо… Не ври мне, пожалуйста!
– Ну хорошо. – Вот ведь наказание, а? – Видела я твоего Арлекино, видела.
Причем десять минут назад.
– И… какой он?
А в глазах – и надежда, и страх, и нетерпение, и ожидание, и снова страх…
И что мне отвечать прикажете? Попробую потянуть время, сообразить.
– В смысле?
– Ну… молодой, старый?
– Молодой.
– А я знала! – расцвела Моника. – Я чувствовала! Хотя иногда он писал так, словно прожил лет сто и испытал многое.
Это точно. Испытал. Большинству и не снилось подобное.
– Варечка, – девушка теперь смотрела на меня, как на добрую волшебницу, способную исполнить самое заветное желание, – он ведь красивый, правда?
Блин!!!
– А тебе обязательно надо, чтобы он был красивым? А если, к примеру, толстый, неряшливый, лысый…
Гм, насчет лысого не надо было.
– Нетушки! – рассмеялась Моника. – Арлекино совершенно точно не толстый!
– Откуда ты знаешь?
– Я… он мне снится. Он и раньше снился, еще до… – Она побледнела, на мгновение запнулась, а потом продолжила: – В общем, раньше. Но тогда – только силуэт. Словно он стоял все время против солнца. А теперь, с тех пор как я вернулась, я во сне вижу его ясно. И точно знаю – он не толстый!
– Ну, если ты его видишь теперь ясно – чего же спрашиваешь?
– А потому что после пробуждения я не ничего не помню! Нет, не так. Кое-что помню… Арлекино – он… Он высокий, стройный, у него очень красивые глаза, зеленовато-карие! А в глазах… Варечка, я тону в его глазах! В его любви, в его нежности! Я так хочу видеть это наяву! И тонуть наяву! И прикасаться к нему! И… я его люблю, – еле слышно закончила Моника. – Очень. И никто другой мне не нужен.
– Жизнь – штука долгая. – И почему я вдруг ощутила себя черепахой Тортиллой? «Я сама была такою триста лет тому назад». – Сейчас ты увлечена своим Арлекино именно из-за его загадочности, недоступности.