Эти настоящие парни
Шрифт:
…Выгрузка в Уссурийске. И марш до места дислокации.
Сопки. Леса. Порывистые, пронизывающие ветры. Сорокаградусные морозы. Летом пыльные бури, жара. Богом забытые места. Но места-то нашенские, советские.
И началась гарнизонная жизнь. Нелегкая. Послевоенная…
Я врач-экспериментатор по парашютным прыжкам. Должность новая. Проблемы воздушно-десантной медицины лишь в стадии первых разработок. Много неясного, как, впрочем, во всякой экспериментальной работе.
Но это ведь особого рода лаборатория. Лаборатория в полевых условиях. Подход к эксперименту, от
Смысл этой работы? Контроль за состоянием здоровья десантников, определение переносимости парашютных прыжков, их влияние на состояние организма. Как влияют на организм прыжки с разных высот? Как переносит человек прыжки разного характера? Имеет ли значение тип самолета, с которого совершается прыжок, и различные виды парашютов? Каковы медико-биологические и психологические параметры до, во время и после прыжка? Вопросов много. И каждый из них требует четкого ответа.
Прыжки идут днем и ночью. Прыгаю вместе с ребятами. Прыгаем в любую погоду с самолетов разного типа. Прыгаем с полной боевой выкладкой. Прыгаем со вступлением в «бой» и переходом в марш-бросок. Прыгаем на воду, прыгаем с лыжами…
Функциональные пробы. Заборы крови. Измерение пульса, давления, веса. Все тщательнейшим образом обрабатывается, подвергается подробнейшему анализу.
Что показывают результаты? Влияние парашютных прыжков, особенно повышенной сложности, безусловно, сказывается на состоянии организма. Энерготраты велики.
Суммируются данные. Показатели с их подробным медицинским анализом систематически направляются в Управление воздушно-десантных войск.
Сейчас я понимаю, насколько близко все это было к спорту, насколько близко приближала меня эта работа к тому, чем вскоре придется мне заниматься. Энерготраты при повышенных нагрузках, состояние организма, находящегося в экстремальных условиях, – все это вскоре станет квинтэссенцией моей работы как спортивного врача.
Но пока шла служба. Шла гарнизонная жизнь.
Подъем в 6.00. Зарядка. Завтрак и занятия. Чем занимались десантники? Строевая, огневая, физическая подготовка. Нагрузка по каждой из программ обширна и напряженна. Затем наземная подготовка к парашютным прыжкам. Сюда включалась работа с парашютом, тренировки на различных аппаратах, таких, как лестницы, допинги и т. д. Прыжки с вышек и трамплинов. Преодоление полосы препятствий, отработка элементов рукопашного боя, самбо и снова теоретические занятия. Политучеба…
День загружен до предела. Но выкраиваем время и играем в футбол. Занимаемся в спортивных секциях. Растим спортивные и артистические таланты. Жизнь как жизнь, с ее заботами, тревогами, радостями и огорчениями. Как и в любом другом гарнизоне…
– К подполковнику лучше не подходите. Зол, как черт.
– Что случилось?
– Только что вернулся из штаба корпуса. Опять получил разгон.
– В чем дело?
– Дали взбучку за «отказчиков». В полку около десяти человек «непрыгающих».
– А что делать?
– А что вы меня спрашиваете? Вы его спросите. Вечером срочный вызов к заместителю командира полка. Вызываются: начальник парашютно-десантной службы, инструктора и врач-экспериментатор. Разговор предельно краток:
– Завтра всем присутствующим быть на аэродроме. Будем прыгать. Вместе с нами в самолете будут все «отказчики». Прыгать всем.
Начальник воздушно-десантной службы улыбается:
– Мы-то прыгнем. А как быть с «непрыгающими»?
«Непрыгающих» не будет. Прыгать, повторяю, будут все.
Выходим из штаба полка.
– Слушайте, а он ведь что-то придумал.
– Это точно. Что-то у нашего зама на уме.
…Ли-2 приближается к площадке приземления. Мы все чаще посматриваем в сторону ребят. «Непрыгаю щие волнуются. Это чувствуется. Поглядываем на зам комполка. Сидит спокойно. Ждет сигнала к вы броске. Кажется, что «отказчики» меньше всего его ин тересует. Мы над точкой выброски. Летчики, как обычно, ко роткими гудками дают команду «приготовиться», «Непрыгающие» продолжают сидеть как ни в чем не бывало. И вдруг…
Лица ребят, начальника воздушно-десантной службы, инструкторов начинают растворяться в струях откуда-то появившегося дыма. Становится трудно дышать. В отсеке, где мы сидим, все заполнено сизым туманом. Спокойный и твердый голос заместителя командира полка:
– На борту пожар. Приказываю всем оставить са молет.
Через несколько минут отсек был пуст…
– Да-да, я знаю, майор, что вы хотите сказать. Это бесчеловечно. А разрешите вас спросить, как часто война обходилась с вами по-человечески? И другое. Вы прекрасно понимаете, что труднее всего преодолевается страх. Да, знаю, есть и страх перед вторым и третьим прыжком. Но мне было нужно, чтобы ребята преодолели страх, пусть во имя еще большего страха, и совершили именно первый прыжок. Первый. И все-таки самый сложный. – Вы думаете, они, обезумевшие от страха, помнили или осознавали что-нибудь? Это не был прыжок.
– И все-таки это был прыжок. Он осознается. Он запомнится. Мгновение страха – до раскрытия парашюта, а потом – сами ведь испытали – душа поет от счастья под раскрытым куполом. И всего-навсего одна дымовая шашка. Вот и все, что нужно было для того, чтобы сделать «непрыгающих» «прыгающими».
И он оказался прав. Ребята «запрыгали». Больше того, вспоминая, как «выкуривал» их из самолета заместитель командира полка, ребята смеялись и признавались в том, что хоть таким образом он приобщил их наконец по-настоящему к клану их товарищей-десантников…
…В августе 1950 года я поднялся в самолет, чтобы в последний раз совершить парашютный прыжок. Естественно, подходя к раскрытой двери фюзеляжа, я не знал, что бездна разверзнется подо мной, чтобы уж больше никогда не поражать меня своей необыкновенной красотой. Знал я только одно: по приказу командования корпусом я направляюсь в Москву на полугодичные курсы авиационной медицины.
Кто мог знать тогда, что я в последний раз видел одноэтажные казармы, наши офицерские дома, наш клуб. Наш городок…