Это Америка
Шрифт:
За три дня до отъезда он позвонил Алеше:
— Приходите и выбирайте себе любую часть мебели, лампы и другие вещи. Я продал квартиру, хозяйка хочет вселить сюда свою племянницу.
Квартира выглядела нежилой, и Алеше с Лилей было как-то неловко брать вещи.
— Берите, берите все, что нравится, — говорил Зика. — Остальное я отдам в Армию спасения.
Они взяли часть мебели и вещей и перевезли в дом Лешки.
Зику с Леной провожали в аэропорту имени Кеннеди.
— Ну, дорогие наши друзья, приезжайте к нам в гости в Ригу, — попрощался с ними Зика.
С освобождением от русского гнета Латвии, Литвы и Эстонии туда стали возвращаться некоторые эмигранты из
Через месяц в той же квартире Марьяна Трактенберг праздновала новоселье. Уже стояла другая мебель, хотя не все комнаты еще были обставлены. Марьяна с теткой, не видевшие друг друга почти шестьдесят лет, сразу сблизились.
Марьяна говорила Лиле:
— Какое в этой вашей Америке все другое, как все поражает! А мы еще попали в тетин дом — прямо из грязи в князи. Я не привыкла жить в таких хоромах, которые она мне подарила. И я совсем не знаю, что мне делать: тетя очень слаба и хочет как можно скорей передать мне владение домом. А дом оценили в девять миллионов. Как я смогу управлять таким богатством?
Из России в Америку приезжало все больше профессионалов и образованных людей, «мозги» страны, интеллигенция, в основном еврейского происхождения. Их знания, умения и способности создавали значительную часть благосостояния страны, которую они покидали [133] . По интенсивности этот поток был сравним с массовым бегством еврейской интеллигенции из фашистской Германии в 30–х: тогда в культуру Америки влились новые струи европейской немецкой культуры. Развал Советского Союза тоже принес Америке свое благословение: инженеры, программисты, врачи, ученые, музыканты, художники вливали в реку американской жизни все новые струи.
133
Из России уехали 34 000 ученых.
В Интернете гуляло стихотворение «Верните евреев!»
К властям: «Проявите усилье, Немедля, как можно скорее, Верните евреев в Россию, Верните России евреев! Зовите, покуда не поздно, На русском ли, иль на иврите. Верните нам „жидомасонов“ И всех „сионистов“ верните. Пусть даже они на Гаити И сделались черными кожей. „Космополитов“ верните, „Врачей — отравителей“ тоже… Верните ученых, поэтов, Артистов, кудесников смеха. И всем объясните при этом — Отныне они не помеха. Напротив, нам больше и не с кем Россию тащить из болота. Что им, с головой их еврейской, На всех у нас хватит работы. Когда же Россия воспрянет С их помощью,Алеша неожиданно встретил на улице знакомого — Михаила Богуславского, альтиста из знаменитого Московского камерного оркестра Рудольфа Баршая:
— Миша! Какая встреча! Ты эмигрировал?
— Конечно. Не такой я дурак, чтобы оставаться там. Весь наш оркестр распался, люди разъехались кто куда.
— Кто же теперь играет в Большом зале Московской консерватории?
— Мухи там играют… Из оркестра Радио уволили всех евреев, ансамбль Володи Спивакова уехал, ансамбль Юры Башмета уехал. Белла Давидович с сыном Димой Ситковецким тоже здесь. Приходи к ним на концерт.
Перед входом в Холл, на 57–й улице, стояла нарядная толпа и слышалась русская речь. Среди типичных одесских фраз и громкого смеха журчал мягкий московский выговор. На минуту Лиле с Алешей показалось, будто они перед Московской консерваторией. Ясно, что этих людей привлекла сюда не только музыка, но и ностальгическое желание побыть в кругу «своих», вдохнуть забытого воздуха прошлой жизни.
— Алеша, смотри — это же настоящий съезд русской интеллигенции!
— Да, тут столько народу, что в России их, наверное, уже не осталось.
К Лиле подбежала ее школьная подруга Лорочка Фрумкина:
— Лилька, как я рада видеть тебя! Только недавно узнала тут, что ты стала профессором! Поздравляю! Как многого ты достигла! Какая же ты молодец! Я очень за тебя рада.
— Лорочка, спасибо, дорогая, я собиралась позвонить тебе. Как ты живешь, как твоя дочка?
— О, теперь мы с Нинютой живем хорошо, я отучилась и работаю учительницей, денег нам хватает. А еще мне помогает много списывать с налогов наш Геннадий Лавут. Знаешь его? Он приписывает мне лишних иждивенцев. Это очень выгодно. Я уже разбираюсь в этом и потихоньку становлюсь настоящей американкой.
Лиля вспомнила, что Геннадий Лавут делал то же самое, когда составлял налоговые отчеты индусам — резидентам в Бруклинском госпитале. А Лорочка продолжала:
— Да, у нас большая радость! Моя Нинюта будет участвовать в конкурсе скрипачей. Я так мечтаю, чтобы она выиграла и дала здесь концерт. Представляешь — в самом Карнеги — Холл!
— Я желаю ей удачи и буду рада за нее и за тебя! Я знаю, как тяжело тебе было одной тянуть ее через все трудности. Сколько ты вынесла, сколько вытерпела!
— Да, много пришлось вынести, мы ведь тут совсем одни, Нинютин отец нас бросил. А мне еще приходится постоянно бороться с ее нежеланием выходить на сцену. Она ужасно робкая, на сцене теряется. Но все-таки исполняется мечта, из-за которой мы с ней выехали в Америку, — перед моей Нинютой открывается широкая дорога.
Тут Лорочка «зацепила» кого-то из знакомых и отошла, а Лиля смотрела ей вслед и думала: «Эта тихая скромница не от мира сего, одна, без мужа, сумела добиться в Америке всего, чего хотела, — получила образование, нашла хорошую работу и вывела в люди свою дочку».
Повернувшись, Лиля увидела невдалеке розовощекую Розу Штейн, а за ней, склонив голову набок, стоял высокий и очень худой молодой мужчина. Она окликнула Девушку:
— Роза!
— Аиньки? — Роза кинулась к Лиле, потянула за руку спутника, представила его: — Это Гена, мой жених.
Лиля окинула его быстрым взглядом: ага, это тот самый, о котором Роза так долго мечтала! Гена казался растерянным в этой нарядной и оживленной толпе и как будто даже подавленным.
— Поздравляем вас обоих. Когда свадьба?