Это бред! Можно ли осмыслить безумие?
Шрифт:
В своих работах Делёз и Гваттари обращаются к примерам конкретных шизофреников. Описания их опыта довольно сложно представимы из перспективы «нормального» человека. Например, больные переживают части своего тела как отдельные сущности. Или шизофреник говорит, что находится в ситуации «вечного выбора», когда он проходит через серию состояний, в которых он соотносится с различными историческими фигурами и не может отождествить себя с какой-либо одной сущностью.
Делёз и Гваттари полагают, что то, что проживают шизофреники, в некотором смысле очень значимо для всех, но в шизофреническом опыте представлено наиболее ярко и наглядно. Поэтому, изучая такие случаи, можно выйти к «реальным вопросам, которые актуальны для всех людей, но с которыми психотики имеют дело наиболее прямым образом» [39] . Разумеется, это не значит, что для всех людей актуальны, к примеру, переживания органов тела как отдельных сущностей. Однако, исходя из модели шизоанализа, проблемы, с которыми сталкиваются шизофреники, имеют отношение к реальности психически здоровых людей на более глубоком уровне. Так возникает новое понятие шизофрении – и эта «шизофрения» уже не связана непосредственно с психиатрическим диагнозом. Делёз и Гваттари предлагают общую схему для описания действительности. Эта схема описывает реальность как «шизофреническую». Делёз и Гваттари не имеют в виду, что опыт шизофреников дает наиболее адекватное представление о мире. Но они акцентируют
39
Bogue R. Deleuze and Guattari. London, New York: Routledge, 1989. P. 91.
Делёз и Гваттари предполагают, что за теми единствами, с которыми мы сталкиваемся: человеческая личность, историческая эпоха, вещь, отношение, – скрывается работа гораздо более мелких механизмов. На уровне «видимых» единств существует целостность; на этом уровне мы можем говорить о таких вещах, как конкретный индивид, его желания и смыслы. Однако на более глубоком уровне существуют «желающие машины», элементы, которые работают только в соединении друг с другом, то есть их существование определяется бесконечным взаимодействием друг с другом. Их соединение не производит целостность; они фрагментарны (так как не существуют вне связей), но не являются фрагментами целого. Поскольку эта система принципиально не завершена, она постоянно функционирует в неосуществленном состоянии «то ли – то ли», представляя собой «систему возможных замен между различающимися элементами» [40] , оставаясь в состоянии выбора, смещения, соскальзывания. Этот скрытый уровень Делёз и Гваттари описывают как «шизофренический».
40
Делёз Ж., Гваттари Ф. Анти-Эдип: Капитализм и шизофрения. С. 29.
Свою систему Делёз и Гваттари связывают с шизофренией отчасти потому, что эта модель имеет некоторые сходные черты с теми характеристиками, которые мы наблюдаем, анализируя переживания шизофреников [41] . Например, можно сопоставить работу «желающих машин», фрагментарность, состояние «вечного выбора» с шизофреническим переживанием деперсонализации, то есть отсутствием самотождественности «я».
Опыт шизофреников используется Делёзом и Гваттари как иллюстративный материал для построения философской теории. Но «шизофрения» как философский концепт в их работах все же сильно отличается от реальных клинических картин. Вот, например, одно из определений фигуры шизофреника, которое формулируют Делёз и Гваттари: шизофреник – это «пролетарий и ангел-истребитель. Он смешивает все коды, он несет раскодированные потоки желания» [42] . Очевидно, что такое описание весьма далеко от того, как видит шизофрению психиатрия, и вряд ли оно может быть так или иначе связано с клинической практикой.
41
Шизофрения в концепции Делёза и Гваттари имеет и другие значения. Делёз и Гваттари предлагают свою схему развития общества, в которой шизофрения – это «предел» социального развития, следующая стадия, к которой должно привести развитие капитализма. Однако общество всячески противится этому и вытесняет шизофрению из плоскости социального в плоскость психиатрии.
42
Делёз Ж., Гваттари Ф. Анти-Эдип: Капитализм и шизофрения. С. 62.
«Кандидаты на роль главы сознания»: философы о диссоциативном расстройстве идентичности
Другой яркий пример расстройства, которое интересовало философов, – это диссоциативное расстройство идентичности (другое название – расстройство множественной личности). Истории некоторых пациентов настолько необычны, что они ставят под вопрос наше интуитивное понимание того, что такое человек, и затрагивает такие вопросы, как целостность «я», единство личности, психофизическая проблема. В качестве таких примеров можно назвать историю Ширли Ардель Мэйсон, история которой легла в основу книги «Сивилла» [43] , историю Билли Миллигана [44] или историю Мэри, о которой пишут Дэниел Деннет и Николас Хамфри [45] . Эти случаи «привлекают внимание философов отчасти потому, что обращение к историям пациентов позволяют увидеть на „настоящем“ материале теоретические трудности, связанные с идеей единства личности» [46] .
43
Schreiber F.R. Sybil. Washington: Regnery Publishing, 1973.
44
Keyes D. The Minds of Billy Milligan. New York, NY: Bantam, 1995.
45
Humphrey N., Dennett D.C. Speaking for Our Selves // Dennett D.C. Brainchildren. Essays on Designing Minds. Cambridge, Massachusetts: The MIT Press, 1998. Pp. 31–58.
46
Brown M. T. Multiple Personality and multiple identity // Philosophical Psychology. 2011. No. 4 (14). Pp. 435–447. P. 435.
Об одном из таких случаев повествуют Деннет и Хамфри. Мэри страдала от депрессии и провалов в памяти. Ей ставили разные диагнозы, от шизофрении до биполярного расстройства, иногда подозревали симуляцию. Беседа с доктором, который специализировался по диссоциативным расстройствам, выявила, что воспоминания Мэри о подростковом возрасте очень смутны. В частности, она не могла вспомнить, как научилась играть на гитаре; периодически в рассказе об этом периоде времени она использовала третье лицо («она») или множественное число («мы»). Также доктор обнаружил, что записи в дневнике Мэри сделаны как будто бы разными людьми – почерк существенно различался. В ходе терапии было принято решение попробовать гипноз, и под гипнозом Мэри произнесла: «Я – Салли, Мэри – тряпка». Салли периодически «появлялась» во время сеансов гипноза, рассказывая истории, которые не помнила Мэри. В дальнейшем оказалось, что «личностей» у Мэри было несколько, и каждая из них обладала особым нравом: Салли – игривая и кокетливая, Хейти сердится, Пегги – мягкая и послушная. Переходы между личностями были спонтанны, их можно было предугадать только по мимолетной пустоте в глазах пациентки. Каждая из личностей рассказывала разные детали из биографии Мэри; вне гипноза Мэри отрицала, что знает что-то про эти «личности» и их роли. Пытаясь объяснить причины раскола личности, врач, основываясь на информации от разных «личностей», в итоге составил следующую историю: четырехлетняя Мэри столкнулась с сексуальным насилием со стороны отчима; он называл ее Сандрой и говорил, что «любовь к папочке – это их с Сандрой маленький секрет». В этот момент Мэри «уходила», и все происходило с Сандрой. И Мэри, и Сандра распались на части, каждый аспект опыта сексуального насилия был связан с отдельной личностью.
Истинность такой истории, разумеется, остается под вопросом. «Распад» личности могла выдумать пациентка; подобный нарратив мог быть и следствием внушения со стороны врача. Тем не менее с 1980-х годов диссоциативное расстройство идентичности стало признанным диагнозом. Надо сказать, что до 1980-х годов врачи практически не описывали подобные случаи: за все время до 1972 года было обнаружено не более двенадцати людей, страдавших диссоциативным расстройством идентичности [47] , однако к середине 1980-х насчитывались уже тысячи пациентов. Такая бурная «эпидемия» вызвала в научном сообществе вопрос о причинах подобного «диагностического бума». Многие были уверены, что это расстройство существовало и ранее, но только сейчас врачи наконец-то научились правильно диагностировать это заболевание [48] . Другая позиция заключалась в том, что диагноз был попросту «изобретен» самими врачами, что повлекло за собой волну «чрезмерного диагностирования» [49] . Еще одна точка зрения состояла в том, что диссоциативное расстройство идентичности – ятрогенное, то есть вызванное самой терапией заболевание: под гипнозом терапевт внушает пациенту, что его проблемы вызваны наличием другого «я».
47
Horton P., Miller D. The Etiology of Multiple Personality // Comparative Psychology. 1972. No. 13. Pp. 151–159. P. 151.
48
Hacking I. Rewriting the Soul. Multiple Personality and the Sciences of Memory. Princeton: Princeton University Press, 1995. Pp. 163–165.
49
Putnam F.W. et al. The Clinical Phenomenology of Multiple Personality Disorder: A Review of One Hundred Recent Cases // Journal of Clinical Psychiatry. 1986. No. 47. Pp. 285–293.
На данный момент, согласно официальной точке зрения, для диагностики диссоциативного расстройства идентичности необходимо наличие у человека двух и более отдельных личностей или состояний личности, каждая из которых обладает своим способом восприятия себя, реальности и особым типом мышления и получает контроль над поведением человека.
Появление этого расстройства как неотъемлемой части медицинской практики и литературы стало предпосылкой его философского осмысления. Идея множественной личности противоречит интуитивным представлениям о единой природе субъекта. Случаи диссоциативного расстройства идентичности проблематизировали идею единства личности; поэтому они представляли интерес для философов, которые занимались проблемой субъекта.
Свои теории личности, объясняющие существование диссоциативного расстройства идентичности, предлагают Стефен Брауде [50] , Джениффер Радден [51] , Кэтлин Уилкс [52] , Оуэн Фланаган [53] .
Для нас наибольший интерес представляет концепция личности, предлагаемая Деннетом и Хамфри. В этой концепции обращение к примерам диссоциативного расстройства идентичности позволяет предложить новое понимание личности. Деннет предлагает такую модель личности, для которой случаи диссоциативного расстройства идентичности оказываются ключевым примером. То есть истории пациентов позволяют в наиболее явной форме продемонстрировать то, что, с точки зрения Деннета и Хамфри, неотъемлемо присуще любой личности.
50
Braude S.E. First Person Plural: Multiple Personality and the Philosophy of Mind. London and New York: Routledge, 1991.
51
Radden J. Divided Minds and Successive Selves. Cambridge, Massachusetts: The MIT Press, 1996.
52
Wilkes K. How Many Selves Make Me? / Human Beings / D. Cockburn. (ed.). Cambridge: Cambridge University Press, 1991. P. 235–244.
53
Flanagan O. Multiple Identity, Character Transformation, and Self-Reclamation / Philosophical Psychopathology / G. Graham and G. L. Stephens (eds.). Cambridge, Massachusetts: The MIT Press, 1994.
В работе «Говоря от лица нас самих» Деннет и Хамфри предпринимают попытку создать такую концепцию субъекта, которая могла бы непротиворечиво объяснить случаи диссоциативного расстройства идентичности. Существующие на тот момент модели этого расстройства представляются им неудовлетворительными: «до тех пор пока не будет продемонстрировано, что расстройство множественной личности [54] теоретически возможно, – то есть, продемонстрировано отсутствие как логического, так и научного противоречия – все дискуссии о доказательствах его существования, вероятно, будут скомпрометированы априорным недоверием» [55] . На первый взгляд основная задача Деннета и Хамфри состоит в том, чтобы создать непротиворечивую модель «множественной личности» пациентов. Но в результате своего исследования они создают весьма нетривиальную концепцию субъекта, которая имеет значение не только для патологических случаев.
54
Деннет и Хамфри используют термин «multiple personality disorder», вместо принятого сейчас «dissociative identity disorder»
55
Humphrey N., Dennett D. C. Speaking for Our Selves. P. 39.
Деннет и Хамфри не ставят задачи ответить на вопрос, что такое диссоциативное расстройство идентичности в действительности. Но они стремятся показать, как это расстройство возможно теоретически. Деннет считает, что способ объяснения расстройства зависит от выбора той или иной концепции «я» (self). Он противопоставляет две крайние позиции. Одна из них – это концепция «proper-self» («реализм»), наследующая представлениям о душе. Согласно этой концепции, «я» – это некая реальная сущность, «призрачный надзиратель, живущий в голове» [56] . Противоположная концепция «fictive-self» («ревизионизм») основана на идее, что «я» – это объяснительная функция. Ревизионисты полагают, что «я» – это не сущность, а «теоретическая фикция» [57] , удобный объяснительный принцип. Для того чтобы описывать поведение или поток сознания, удобно представлять существование сознательного внутреннего «я». Такое «фиктивное» «я» (или такие «фиктивные» «я») не предполагают, что в действительности за описаниями «я» стоит что-то реальное.
56
Ibid. P. 39.
57
Dennett D. Consciousness Explained. Boston: Little, Brown, and Company, 1991. P. 429.