Это было у моря
Шрифт:
Сансу разбудила чья то рука, трясущая ее за плечо, не слишком настойчиво.
– Санса, проснись, приехали… - будила ее Мирцелла. Мы уже дома…
Неужели этот кошмар закончился? Санса медленно вылезла из машины – ноги одеревенели, а спина странно ныла чуть пониже талии. Она уныло потащилась по песчаной, почти розовой по цвету дорожке… Краем уха услышала разговор:
– Пес, ты куда? За винищем своим треклятым?
– Да, мэм. Как обычно.
– Ну и вали себе кулем. Чтобы через час был тут. На ужин приедут несколько человек из города. Лучше бы тебе быть.
– Хорошо, не проблема…
Значит, он уходит. Тогда можно пойти еще поспать. Надо спросить, куда ее поселят…
– Стой, а кто заберет Сансины вещи? Мы про это забыли…
– Да, и вправду. Ну, я тогда
– Санса, голубка, поезжай с Псом, заберете твои вещи из гостиницы…
– Хорошо, тетя…
Она так же медленно потащилась к кабриолету, который Сандор уже начал заводить. Шаг, еще шаг, теперь – сесть…
– Ты что, спишь, что ли?
– Сплю.
– Ну вот. Тогда пристегнись, пока окончательно не вырубилась…
– Хорошо…
Она пристегнулась, и еще ворота не успели закрыться, как ее накрыло крылом сна…
На концерт они приехали примерно за сорок минут до начала. По уму бы надо было появиться раньше, пройти прогон и познакомиться с ребятами из местных, что пели в «разогреве», но Джофф был столь же капризен, сколь и избалован, пел он все равно под фонограмму – по крайней мере, на большинстве концертов – а расшаркиваться перед «быдлом» ему было неохота. Санса проспала весь путь – ее растолкала Мирцелла, когда Джоффри с мамочкой уже успели выгрузиться и убежать вперед. Маленький Томмен тоже мирно сопел с выпавшей из ослабевших рук книжкой. Мирцелла весело щебетала о том, как ей было непривычно сидеть между двух спящих. Видимо, ей было приятно, что ее взяли с собой хоть на какое-то мероприятие – ну не все же с бонной гулять по лесу и заниматься иностранной грамматикой и правилами слитного и раздельного написания глаголов с частицами. Санса тупо хлопала ресницами – чем больше она спала, тем больше ее тянуло задремать обратно. Какой-то коматоз. Они растолкали Томмена, вылезли из машины и побрели за собравшим наконец свои баульчики и мешки с объективами фотографом. Их посадили на центральные места в тех двух рядах, что были сидячими и находились слегка сбоку от основной толпы. Все девочки-поклонницы были в разных майках с изображением Джоффа. У одной стоящей неподалеку девчонки, по виду младше самой Сансы, на руке была тату с его именем, увитым сердечками-розочками. Боги, что за ужас? Как могут они так любить, почти боготворить чужого, по сути, постороннего человека, про которого ничего не знают, кроме тех глупостей, что печатают молодежные журнальчики и всякие интернет развлекательные издания? Монстра, которому нравится причинять людям боль разными способами? Но их много – а она тут такая одна, с мятежными мыслями. Может, они правы – и их слепая любовь имеет право на существование? В конце концов, они все были влюблены в мечту – о прекрасном принце, что в их вечерних грёзах приходил, приоткрывая дверь, брал их за руку и уводил в счастливую даль. Или что-то еще? Может, они мечтали о том, чтобы попасть на его эксклюзивные вечеринки, сидеть с ним рядом, вдыхать его запах, наслаждаться обществом… Чем они хуже самой Сансы? Нет, это она скверная. Она порочнее их. Все они мечтают о несбыточном, как и сама Санса каких-нибудь два года назад - а она взяла в оборот взрослого мужика, соблазнила его, всю ночь занималась с ним неизвестно чем, а теперь сидит тут, судит других, а сама только и думает, как бы найти минутку и уединиться с ним где-нибудь за сценой, подальше от любопытных глаз… Санса стала сама себе противна. Почувствовала себя грязной, недостойной даже сидеть тут с этими девочками, с Мирцеллой, с интересом оглядывающейся по сторонам – ее редко брали на крупные концерты; все ее знакомство с творчеством брата сводилось к выездам в частные клубы и сидения, как, впрочем, и сейчас, в VIP зоне.
Вот отстрелялся последний мальчик для разогрева, и на сцене появился Джоффри: весь в зеленом, довольный, сияющий почти неподдельной радостью. Его любовь к садистским развлечениям перехлестывало только его тщеславие. Врубили музыку, он запел – старательно корча рожи и раскрывая рот в такт незатейливой музыке. Санса поглядела по сторонам и заметила Клигана, мрачно прислонившегося к какой-то неработающей колонке рядом со сценой. Он смотрел
– Санса, Санса, ты меня слышишь? Куда ты смотришь?
– Я опять задремала, Мирцелла. Это все погода. Я, наверное, метеочувствительная…
– Ааа. А я говорила Томмену, что эта серия песен у Джоффа даже ничего. Но музыка все равно лучше этих слащавых текстов…
– Мне вообще все это не нравится. И эти дурехи тоже. Посмотри, как они извиваются… Лучше бы я остался дома. Там хоть можно было бы из лука пострелять по мишеням, пока мамы нет… И вообще, мне нравится иностранная музыка…
– Это потому, что ты не понимаешь ни слова.
– Ну да, а тут чего хорошего? Одна любовь-морковь… Фигня.
– Томмен, я маме скажу, что ты говоришь пакости.
– Ну и говори, ябеда. Вон она идет как раз. Иди, жалуйся.
– Вот нарочно не буду.
– Ну и молчи тогда. Слушай про свою “морковь”…
– Санса, а тебе нравится?
Санса очнулась от раздумий и взглянула на болтающих между собой брата и сестру. Их разговор напомнил ее былые времена и собственных братьев. Было страшно тяжело об этом думать, особенно теперь. Ее прежняя жизнь, казалось, отодвинулась еще дальше
– Что, музыка? Не совсем мой жанр. Я люблю потяжелее…
– Это где лохматые мужики рычат всякие странные вещи и ломают об коленку гитары?
– Ага, Мирцелла, такие, вроде нашего Пса. Смотрите, а вот он сидит. На колонке… И непохоже, чтобы ему нравилась эта ваша морковь. Потом спрошу, какая музыка ему по душе. Уж Сандор-то знает, что надо слушать… А не глупые девчонки…
– Томмен, ты такой дурак. Он же телохранитель. А телохранители не слушают музыку.
– Почему? Что у них, ушей нет?
– У Пса и так одного уха толком нет. Но не поэтому. А просто у них времени нет. Они же должны охранять…
– Тогда нашему Псу повезло. Он же сторожит певца! И музыку может сколько угодно слушать…
Рядом с Сансой раздражённо уселась Серсея.
– Сил нет с этим фотографом. И еще вдобавок организаторы все напутали со списком и очерёдностью песен. Словно и не говорили об этот только вчера вечером. Ослы. Как же тяжело, когда тебя окружают дураки… Ну, как вы тут? Все хорошо? Томмен, вытащи ногу из-под задницы, это неприлично. И сядь прямо.
– Мама, мне скучно. И Джоффри фальшивит…
– Что? Ах ты, негодяй! Ради всего святого, говори тише…
– А я и так тихо. Но это правда. Даже отсюда слышно. Когда он подпевает в микрофон своему собственному голосу, что записан – ему же и врет. Вот особенно справа из колонки слышно. Ну, мам! Я же правду говорю.
– Ты лучше свою правду молчи. А то я с тобой дома по-другому поговорю…
– Тетя, можно выйти? Очень нужно в туалет. Где он тут?
– Если бы сказала чуть раньше, голубка, я бы отвела тебя в гримёрку Джоффри, там есть нормальный санузел. А тут – только уличный. Кажется, где-то там, возле беседки… Ну, или подожди до антракта.
– Нет, мне нужно сейчас. Уличный отлично подойдёт
– Ну, как знаешь…
Когда она дошла до беседки, то он уже был там. Мрачный, настороженный, глядящий мимо нее.
– Ты что?
– Ничего. Как ты?
– Неплохо, только спать все время хочется. Как здесь гадко.
– Да уж, это тебе не морской пляж… Крабов нет, лифчиков тоже – одни окурки и гондоны. Он тебя трогал?
– Кто?
– Не придуривайся со мной. Я и так на взводе. Не надо было мне садиться спереди, о чём я только думал… Но ты не ответила. Итак?