Это было у моря
Шрифт:
— Что, большой девочке внезапно захотелось курнуть? Только сигареты зря на тебя переводить…
Алейна закусила губу — так и хочется сказать гадость — дурацкий ее обет!
— Не вздумай только совать мне под нос свои идиотские бумажки. И так ничего не видно на дороге… Треклятый дождь, Иные его дери. Голова болит…
Сандор потер лоб свободной ладонью. Машина вильнула, пересекая прерывистую, едва видневшуюся в залитой водой тьме, линию, что отмечала полосу движения, делившую темную дорогу на две продольные части. Алейна испуганно вцепилась в края сиденья. Сандор взялся за руль двумя руками — но машина продолжала ехать между двух рядов, неизбежно подсекая надвигающихся слева.
— Сандор, что ты делаешь! Слева!
Он глянул в боковое зеркало, уводя Шевви в нужную полосу,
— Неужели я слышал твой голос? Смотри-ка, ты все же не онемела… Надо почаще тебя пугать…
Он опять потер рукой лоб. Когда он посмотрел на нее, Алейна заметила, что глаза его странно блестели, словно он выпил лишнего, а меж тем он вообще не трогал сегодня спиртного. Что-то было не так. Она обернулась к нему и, протянув правую руку, дотронулась ладонью до его лба. Он был как печка, просто страшно становилось и хотелось сразу отдернуть руку. Дотаскался под дождем!
— Что ты делаешь?
— Это ты что делаешь? Ты же весь горишь! Температура, небось, за 100 градусов, а ты в темноте, в дождь пытаешься вести машину! Видишь, впереди зона отдыха, сворачивай!..
Он послушно включил поворотник и, сбавляя скорость, ушел вправо, на тускло освещенный островок посреди ночного хайвея, где будет наверняка точно такое же, как десятки оставленных за спиной, приземистое здание с сортиром и автоматами с напитками и шоколадом. На парковке было пусто — в ночную пору все предпочитали побыстрее доехать до места назначения, особенно в такое ненастье. Сандор криво припарковал машину и, выключив мотор, устало откинулся на сиденье, запрокинув на подголовник тяжелую голову.
— Сейчас чуток отдохну, выкурю пару сигарет, глотну кофе и поедем дальше.
— Ну конечно, ага. Никуда мы не поедем. Или оба скоро очутимся в пекле. Не то, чтобы мы уже в нем не были, правда…
Сандор невесело усмехнулся, посмотрев искоса на Алейну.
— Итак, как бы там ни было, ты опять со мной разговариваешь? Если бы я знал раньше, что рецепт так прост, то простоял бы лишних пару часов под дождем парой недель раньше. Так бы мы сэкономили кучу нервов и бумаги…
— Это я временно. Потом опять буду молчать…
— А, когда я очухаюсь, я опять стану виноват, это только по состоянию здоровья мне скидка полагается, что ли?
— Я с тобой не говорила не потому, что ты виноват, а наоборот, я.
— Но наказываешь ты почему-то меня. Потом, в чем это ты виновата?
— Во всем. На мне смерть четырех человек…
— Боги, что за чудовищная чушь! Тобой просто воспользовались, глупая ты девчонка! Да, ты еще наивна, молода, многого не замечаешь в силу своего возраста и незнания жизни, но эти качества не делают из тебя убийцу! Жизнь глумится над тобой, а ты еще за это ей и руки целовать будешь? Ты совсем, что ли, рехнулась? Ну, ума у тебя точно нет, но седьмое пекло, где твоя гордость? Или у пташек ее в принципе нет?
— У пташек, может, и нет, а у меня - есть. Если бы не твое состояние…
— То что, ты бы меня побила? Спасибо температуре тогда… Слушай, фиг с ним, у нас есть что-нибудь пить — в горле пересохло?
Алейна взглянула на Сандора — вид лучше не стал. Он был весь бледный, как призрак, только щеки пылают — как у Сансы, когда ей приходят в голову непристойные мысли…
— Тебе надо сбить жар. Сейчас посмотрю в рюкзаке, у меня должны быть лекарства… Пересядь на мое место — так я смогу хоть машину включить или выключить. Ты же в любой момент можешь отключиться.
— Ладно. Принеси мне чего-нибудь попить. Не могу просто.
Алейна, постукивая каблуками, вышла из машины, направилась к освещенному строению зоны отдыха. Как плохо, что они не доехали до одной из тех, где бывают рестораны и магазины. Там можно бы было посидеть хотя бы. А тут даже устроиться толком было негде. Она заскочила в туалет, потом направилась к автоматам. Купила бутылку какого-то фруктового напитка для «активного отдыха»: там наверняка есть всякие соли и витамины — то, что надо, плюс взяла еще стакан горячей воды — в ее лекарствах обнаружился порошок, сбивающий жар. Хорошо, теперь обратно в машину.
Сандор впал в беспокойное забытьё. Он все же пересел на
Она присела с ним рядом на краешек пассажирского сиденья. Придвинула его голову ближе к себе. Ее опять резануло это ощущение страшного, пугающего жара, словно он медленно сгорал изнутри. Хотелось отодвинуться, было почти дискомфортно физически. Вместо этого она придвинулась еще ближе — его изуродованная щека легла ей на плечо, в то самое место, где она сама на его плече их немногочисленными ночами любила устраиваться головой — щекой в эту уютную ямку под ключицей, лицом — за ухо, в волосы. Теперь была ее очередь побыть подушкой. И он, точно как и она когда-то, уткнулся ей носом во влажные от дождя волосы и затих. Алейна — или уже Санса — нет, обе они ушли в тень, тут сейчас властвовала Пташка — поставила на подставку стаканчик с лекарством, чуть развернулась, так, что ее прохладная щека коснулась его пылающего лба и закрыла глаза. Примерно через полчаса — Сандор продолжал дремать — она тихо отстранилась и, придерживая ладонью его лицо, таки кое-как умудрилась влить в него половину уже остывшего лекарства. Поначалу он крутил головой, не желал сотрудничать и все повторял: «Нет, Ленор, нет, я не болен, я никогда не болею, я же мужчина». Алейна, холодея, поняла, что, верно, он принимает ее за свою погибшую сестру. Ей не было это неприятно, она сама уже какой день балансирует на грани жизни и небытия. Что ей еще терять, кроме него самого? А ему надо было лечь в постель. Алейна вздохнула и, кое-как пристегнув опять забывшегося Сандора, села за руль. В школе у Сансы прошло около пятнадцати уроков вождения, тренер, в общем, был ею доволен. Она уже сдала теорию и ей полгода назад выдали бумажку, дававшую право ездить за рулем в присутствии взрослого с правами. Так что формально она даже ничего не нарушала. Только вот разве что взрослый почти не присутствовал. Он был в плену своей болезни, блуждал вокруг неведомого Алейне и даже Сансе оврага, опять вернувшись в свое искалеченное детство. Еще несколько часов — и он вполне может там затеряться навечно. В этой ситуации перспектива сесть за руль Шевви пугала Алейну меньше всего. Она неуверенно завела машину, включила дворники, что тут же оттерли вымытое бесконечным дождем стекло. Что теперь? Отрегулировать под себя кресло, чтобы нога удобно ложилась на педаль. Зеркало, ремень. Она тронулась, вывела погромыхивающий мотоциклом автомобиль с парковки. Руки уже промочили весь руль, и он стал неприятно липким. Выбора у нее нет. Алейна выжала газ — для въезда на хайвей ей нужно было разогнаться. Так было написано в книжке правил. Неважно, что она делала это впервые. Когда-то надо было начинать. А Алейне все было в новинку, особенно собственная смелость. Машин на дороге убавилось, она чудом встроилась в правую полосу, и уже через десять минут руки стали дрожать меньше, а взгляд привык настолько, что уже автоматически отмечал, где идет граница ее полосы, без сильной надобности вглядываться в сырую ночь. «Дворники» шуршали по стеклу, смазывая дрожание красных огней идущих впереди машин. Сандор тихо спал рядом, слегка приоткрыв воспаленные, пересохшие губы. Ей надо было спешить.
========== V ==========
Певчая птица, ангел попавший в силки,
Радужный пленник коварной и ловкой руки,
Посланница неба, прости, что я
Поймал тебя, что ты моя.
Клетка твоя встанет вблизи окна.
Песня твоя птицам другим слышна.
Кто-то в ней слышит смех,
Кто-то в ней слышит плач,
А кто-то в ней слышит шаги у дверей.
Это пришел палач.
И птица поет пока жив птицелов
И жив птицелов пока птица поет.