Это было у моря
Шрифт:
— Ну да. Но чтобы быть вместе, должно же быть что-то общее…
— А у нас есть — мы. И еще, — Санса улыбнулась, — у нас имена похожи. Тебе это никогда не приходило в голову?
— Чем это «Пташка» похоже на «Пес»?
— Ничем. А вот «Сандор» похоже на «Санса»
— Я уже сто лет как не думаю о себе как о «Сандоре». Пес себе и Пес. А ты для меня всегда останешься Пташкой…
— Ну про себя я согласна. А про тебя — нет. Для меня ты не Пес. Уже — нет.
— Ну и зря. Люди, —
— Люди меня пугают, да. Но ты все равно для меня Сандор. Я не хочу звать тебя так, как звал мерзкий Джоффри. Мне кажется, это как-то уничижительно…
— Зависит от того, что ты в это вкладываешь. Зови, как тебе нравится — из твоих уст все звучит особенно… По крайней мере — для меня…
— Все, хватит — поговорить можно и потом. Лезь уже в эту ванную — не заставляй мой труд пропадать зря…
Он разоблачился до конца - тронул воду. Санса смотрела, как двигаются мускулы под влажной кожей — и ей хотелось чего угодно, но только не мыть ему сейчас голову, покорно сидючи рядом.
Он оглянулся
— Ты вообще собираешься раздеваться?
Санса недоумевающе посмотрела на него.
— Зачем?
— Я не полезу в эту дурацкую ванну без тебя. Тут и двоим места хватит. Ты же собиралась меня мыть, нет? Внутри это делать куда удобнее. Я все же тебе не брат… Или ты разденешься — или я затащу тебя туда так — в майке и джинсах…
— Не надо. Я об том не подумала. Конечно — сидя в ванной мыть тебя будет удобнее. И приятнее. Но только я сомневаюсь, что дело вообще дойдёт до мытья…
— Дойдет. А то вода остынет. Тут с этим просто. Да и есть хочется. Тем более, ты обед приготовила…
Он-таки забрался наконец в воду, удостоверившись что Санса не отлынивает и раздевается. Скинув белье, она осторожно залезла в теплую воду и села -так же как они сидели у камина — опершись спиной на грудь Сандора. Он поцеловал ее в макушку. Легко — словно капля скатилась — провел рукой от ключицы до заострившегося соска.
— Прекрати. Мы же мыться полезли…
— Одно другому совершенно не мешает. Нет, если ты не в настроении…
— Ты смеешься, что ли? Мне достаточно на тебя взглянуть — и я уже не помню, что вообще собиралась делать…
— А в этом мы похожи — я тоже… Иди сюда…
Иногда Санса жалела, что им не удалось заняться любовью в море — наверное, это было бы по-особенному приятно. Как и делать это в ванной — вода придавала всему процессу совершенно неподражаемый ритм, и ощущения отличались от того, что она испытывала в кровати. Тут это было как в невесомости. Не было силы притяжения, заставляющей их сплетаться вместе — это было отдано им на откуп. В постели иной раз страсть доводила их почти до болезненности, резкости в движениях и объятьях. Тут поневоле все было медлительным, нежным, затянутым — как в замедленной съемке — торопиться было некуда. Кто гладил ей спину — Сандор или вода? Мокрые пряди волос липли к щекам — но Санса это едва замечала — хотя в любое другое время ее бы это раздражило. Оба они растворялись в этой теплой как парное молоко воде — переплетаясь водорослями руки и ног, дыханием, едва слышными стонами, слетающими с губ. В какой-то момент вода вдруг показалась обжигающей — или это они нагрели ее своими телами? Он уже был там — по ту сторону и ждал ее, протянув из-за облаков
Санса прижалась к его повреждённой щеке своей — она уже перестала замечать разницу — только беспокоилась, что ему может быть больно. Шепнула:
— Я люблю тебя. Я так люблю тебя…
— И я тебя. Ну что ты? Ты плачешь, что ли? Все было так плохо?
— Все было слишком хорошо… я так боюсь того, что будет завтра…
— Не думай об этом. Не думай о завтра. Мы же с тобой глупые звери — мы не знаем, что оно будет — это завтра… Завтра ничего не значит — ни для псов, ни для пташек. Это только звук. Слово, что ветер носит за окном. Мы будем — вечно. Вечно вместе- ты и я — ну кто сможет нас разделить? Если мы сами до сих пор не смогли, миру мы точно не по зубам…
— Хорошо бы. И все же ты помни — так любить тебя, как я — никто не сможет. Ты это помни всегда…
— Я знаю. И не забуду. Пока ты сама не забудешь…
— Мне кажется, что это та вещь, которая останется, даже когда нас не станет. Эта наша любовь — она больше, чем мы сами, и реальнее, чем мы сами. Вне ее — мы просто немые тени на бумаге, фигуры от волшебного фонаря на чьей-то стене. А вместе…
— Что?
— Вместе — мы как песня. А звук не ведает преград и летит себе куда ему хочется, и отражается от поверхности, двоясь эхом, сметая лавины, разрушая скалы. Звук — это сила…
Сандор усмехнулся:
— И вправду сила. Когда Джоффри пел — от этого звука хотелось убраться за тридевять земель. Только чувство долга — или шкурный интерес — заставляли меня выдерживать этот ужас…
Санса хихикнула ему в шею.
— Понимаю тебя. У меня к этому его творчеству такое же отношение. Слушай, а сам ты чего слушаешь? Давно хотела спросить…
— Ничего.
— Как ничего? Совсем?
— Когда-то увлекался всякой тяжелой музыкой — когда хотелось бунтовать, в школе и после. Даже играть пытался, но понял, что в группы меня заманивают не из- за моего таланта, а из-за устрашающей рожи, и, осознав это, как-то перегорел. А потом и музыка надоела…
— Ну слушай, так же нельзя…
— Ты знаешь — после того как весь день слушаешь чужие разговоры, чужую музыку, чужие ссоры часто — после хочется только тишины. Нажраться, отключиться — уйти в себя. Иначе там и от себя уже ничего не остаётся…
— Я никогда не смотрела на это с такой стороны. А почему ты все еще этим занимаешься? Смени поле деятельности…
— И что я буду делать? Работать клоуном в цирке? Образования у меня нет, — только известные навыки. Либо охранником — либо киллером. Про работу телохранителем ты уже все знаешь — а в киллеры я не особо рвусь. Мы в душе все машины для убийства — но мне кажется, если я начну — то уже не смогу остановиться. Как мой братец. У нас убийство в крови…