Это было у моря

Maellon

Дверь наконец была открыта. Пташка прошмыгнула внутрь, но свет зажигать не стала. Лишь отскочила на добрых пару шагов, словно боялась его. Да что ж такое? Не только предстоящее действие, но сам договор, казалось, уже что-то изменил между ними. Эта самая связь, о которой так много было сегодня сказано, теперь словно отпустила свои щупальца - оставляя их друг перед другом без всякой подсказки, как в первый день мироздания – нагими, не знающими ни кто они сами есть, ни кем станут, преодолев по два этих шага на брата – подойдя вплотную друг к другу, чтобы разрушить наконец этот последний барьер. Два чистых листа. Одно слово на двоих. Где бы теперь отыскать то перо, что сможет его написать?

Пташка нервно села на краешек кровати. Боги, это чудовищное сооружение пугало даже самого Сандора. Она была столь необъятна,

что, казалось, в ней можно заблудиться. И какого Иного кому-то приспичило делать такое огромное ложе? Видимо, тому, кому надоела собственная жена, – подумал Клиган – чтобы держаться от нее по возможности подальше. На этой постели это не составило бы труда. И это - их поле деятельности на эту ночь. Может, стоило сразу предложить Пташке перелезть на другую, более мелкую койку? Она сидела на краю своего ложа и смотрела на него так, словно скажи ей только слово «кровать», и она подпрыгнет от страха. Нет, что за детский сад! Сандор покачал головой и пошел на лоджию – перекурить и поразмыслить. Пойдет ли она за ним? Вроде, нет. Так и сидит, вцепившись в свой рюкзак. “Как на приеме у врача”, - машинально подумалось ему. В предвкушении какого-нибудь мерзкого визита, вроде зубного. Или гинеколога. Вот еще тоже: «Доктор, мне совершенно необходимо избавиться от моей девственности, не возьмёте ли на себя труд…» И он взял, как дурак. Воистину, нет большего осла, чем осел со слабостями. Пташка умело сыграла на его - а теперь вот сидит, как теленок, которого привели на заклание – и он уже заприметил за спиной у любимого хозяина беспощадный холодный блеск ножа. А он был как раз этим ножом. А хозяином была судьба – в этот момент одна на них двоих… Он докурил. Ну не начинать же еще одну. А то выходит, что боится не только жертва, но и само орудие убийства. Где это видано, впрочем, чтобы нож любил то, что через минуту ему предстояло разрезать? Какой-то абсурдный бред. Была бы там, в комнате любая из Джоффриных поклонниц, Пес бы не сомневался – все было бы понятно – в наличии имеются мужчина, женщина, кровать – что может быть проще? Но чем ближе была эта женщина в комнате, чем больше их связывало – тем труднее было войти обратно в это полутемное пространство и начать как-то действовать. Оттого Пес вчера прогнал девчонку горничную – хотя мысли о ней у него возникали и раньше. Но после ее откровения, страха и неуверенности, что она не постеснялась продемонстрировать именно ему, Клигану, он просто не мог как-то нарушить это оказанное доверие. Получается, любую шлюху отыметь проще и спокойнее, чем приблизиться к такой желанной, так сильно любимой женщине? Кто бы там ни был – внизу, наверху – ему явно нравятся злые шутки. А может, это просто их проклятые головы мешают им делать нужные шаги – вечным препятствием к моменту достижения какой-то цели? Чтобы уж на всякий случай все осложнить – чтобы жизнь медом не казалась. Он-то это точно заслужил – нельзя выбирать в возлюбленные пятнадцатилетнюю девочку. Впрочем, и ему тоже выбор не слишком-то предоставлялся…

Сандор заставил себя не брать следующую сигарету и вернуться-таки в комнату. Тоже мне, герой-любовник, от которого разит перегаром и табаком. Вот, кстати, хорошая мысль…

– Пташка, послушай…

Она словно дернулась от звука его голоса, почти подпрыгнула. Нет, это невозможно… Она – ребенок. Надо валить отсюда поскорее. Или лучше нажраться? Чтобы уж наверняка обеспечить полное отсутствие присутствия. С горничной это сработало. Беда в том, что Пташка – дитя она или нет - знает его, как облупленного, и сразу поймет, что это уловка, обман. А они сегодня играют по-честному…

– Я подумал, после твоих винных обливаний и вообще. Надо бы, что ли, в душ… Не могу сказать, что я большой поборник чистоты, но когда-то слышал, что все постельные развлечения лучше все же начинать помытыми…

– Помыться… Да, конечно. Как я не подумала. Спасибо. Я сейчас…

Она, как ужаленная, сорвалась с места, да так и убежала в ванную, вцепившись в свой плюгавенький рюкзачок.

Сандор покачал головой. Детский сад. Все же слегка выпить можно. Он нащупал на столе свою бутылку с коньяком, щедро глотнул из горла – была охота ковыряться со стаканом – и пошел во вторую ванную…

Клиган быстро закончил с помывкой - смотреться в зеркало даже не стал, чтобы не расстраиваться – и это чудовище девчонка захотела

в качестве первого партнера – что-то у нее вкус так себе…Выходить из ванной без ничего ему совершенно не грело душу – было как-то нарочито и неприятно, поэтому Сандор пошел на компромисс – влез в брюки, а рубашку надевать не стал. В конце концов, без рубашки она его уже видела… Неплохо было бы побриться, раз пошла такая пьянка, но бритва, увы осталась в особняке, охраняемая злой львицей Серсеей Ланнистер. Придется так, с суточной щетиной…

Когда он вышел из ванной – в тот же момент Пташка вышла из своей. Туго укутанная в длинное голубое полотенце, она показалась ему еще младше. Махровая ткань спеленала ее уже совсем женскую фигурку, делая более угловатой и подростковой. У Сандора опять заныло под ложечкой – но не от желания, а от жалости, и снова захотелось побыстрее одеться и свалить отсюда к Иным, пока не поздно…

Пташка кинула на него виноватый взгляд – ни дать, ни взять, испуганная лань – и опять села на кровать в прежнюю позу. Потом опять вскочила, как солдатик по команде. Такой маленький, храбрый глупый солдатик, вбивший себе в голову, что он что-то кому-то должен. Или еще хуже – себе самому…

– Вы, наверное, хотите, чтобы я…

– Седьмое пекло, Пташка, ты лишилась ума? Совсем решила меня добить, еще и на «вы» называешь? Что это, шутка все?

– Ой, я забыла. У меня в голове все так перепуталось… Я не буду. Я хотела сказать, ты, наверное, хочешь на меня… увидеть меня без этого, - она еще крепче вцепилась в свое полотенце.

– Помнишь – ты заказываешь музыку сегодня? Как захочешь, так и делай.

– Но вы разве… Разве ты не хочешь?

– Я хочу того, чего хочешь ты. Если тебе это не будет неприятно – пожалуй…

Пташка, словно сама себя принуждая – ну не мог же он сказать «нет» – так вышло бы еще хуже – опустила скрещенные руки, они безвольно упали по бокам и там и остались, как будто сдерживаемые каким-то отчаянным внутренним порывом. Полотенце через некоторое время упало. Сандор смотрел на ее ступни, явно замерзающие – ноги у нее дрожали, как от холодного ветра. Как заяц трясется, заслышав шаги охотника. Чем дальше, тем больше он ощущал себя чудовищем, людоедом. Он увидел, как полотенце совсем будничным, не картинным жестом медленно сползло по Пташкиным ногам. Он принудил себя поднять взгляд – если она проделала такое ради него, по крайней мере, он мог заставить себя посмотреть.

Он не видел ее тела – хоть и мечтал о нем весь этот месяц, он видел только ее лицо – только глаза – огромные, как две обезумевшие луны, заполонившие его до макушки до паха, где никакой жизни даже и не намечалось. Наверное, он мог заставить себя сделать то, о чем она так слезно просила час назад. Но они обещали быть честными – и он просто не был в состоянии ей лгать – и так уже за их спинами было слишком много обмана и недоговорок.

– Послушай, тебе не стоит… Ты – прекрасна, и мне не нужны тому доказательства. Я уже видел тебя на берегу, помнишь? И вчера тоже… Не надо, прошу тебя… (лучше десять раз мордой об костер – но не это, почему, седьмое пекло) Я подумал, вот что мы сделаем: нам обоим надо успокоиться. Так – я не хочу. И ты тоже. Я понимаю, ты хочешь быть готова. Но не готов я. Вообще. Слишком много выпивки – на мужчин это действует определенным образом… Короче я просто не в состоянии – сейчас. Думаю, нам стоит лечь спать. Если хочешь – можем лечь вместе… Если нет – по старому варианту. И подумаем об этом утром, ладно? (ну вот и сказалось, вовсе не страшно.)

Пташку, казалось, заворожили его слова. Еще с минуту она стояла неподвижно, а Сандор смотрел на то, как падает луч из ванной на нежную линию ее скулы, очерчивая маленькую мочку уха и торчащие там и сям влажные вихры. Потом молниеносно подхватила полотенце – невыразимо лёгким и изящным жестом испуганной нимфы – и тут у него застучала в мозгу мысль – Боги, что за дурак, он только что отказался от нее – чего ради? Где теперь выпадет им шанс? В ответ на эту мысль ожило все тело – собственные несказанные слова отдавались, казалось, в каждой клеточке, и Сандор понял, что и тут он опять ей солгал. Да и выпил он совсем немного по его меркам. Однако, слово не воробей… А Пташка меж тем закуталась в свое полотенце и как-то расслабилась. Все же, оно того стоило. По крайней мере, из ее глаз исчезло это выражение загнанного зверя. Ну вот, почти все.