Это моя школа
Шрифт:
— Тебе лучше? — спросила девочка. — Хочешь, я тебе книжку почитаю? Интересная!
Но Ане все еще трудно было не только разговаривать, но даже слушать. Ей хотелось лежать на спине и смотреть, как за окном кружатся на лету желтые сухие листья.
Засыпая и снова просыпаясь, она смутно, сквозь сон, чувствовала холодное стекло термометра у себя под мышкой. Чувствовала, как няня умывает ее, дает пить, и вдруг, совсем неожиданно, увидела перед собой высокого незнакомого человека в белом халате, белой полотняной шапочке и поняла, что это доктор. Рядом с ним стояла
— Ну-ка, стрижка-брижка, — весело сказал доктор, присаживаясь возле Ани, — как дела? Говорят, ты весь бокс слезами затопила. По маме скучаешь?
— Да нет… я не оттого, — шепотом сказала Аня.
— Отчего же?
Аня молчала.
— О школе она все беспокоится, — сказала негромко старушка няня. — Давеча даже письмо туда писать собиралась.
— Ишь ты какая! О школе скучаешь? Так вы, нянечка, отдайте ей поскорей посылку… Пусть поглядит. А я сюда еще зайду.
И доктор вышел из бокса, широко шагая своими длинными, журавлиными ногами. За ним почти побежала тетя Муся.
Старушка няня достала из корзинки аккуратно покрытую вощанкой пузатую баночку и поставила на столик возле постели:
— Это тебе от мамы. Яблочки. Печеные. А это — из школы.
И она положила на Анино одеяло небольшой пакетик.
Аня схватила его обеими руками. Ослабевшие от болезни пальцы не слушались. И няне пришлось самой развязать веревочку и развернуть бумагу.
Под бумагой оказалась небольшая картонная коробка и тщательно заклеенный конверт с надписью: «Ане Лебедевой в 4-е отделение». Буквы были продолговатые, стройные, слегка наклонные. Так красиво могла написать только Катя.
Аня тихонько засмеялась от радости. Осторожно, стараясь не повредить красивые, знакомые буквы, она распечатала конверт и развернула листок, вырванный из тетради в две линейки.
Развернула и стала читать.
«Дорогая, милая Анечка, — писала Катя, — мы все очень огорчились, когда узнали, что ты заболела, — и я, и Наташа, и Людмила Федоровна, и все девочки. Мы решили по очереди записывать для тебя уроки и, когда ты поправишься, поможем тебе догнать класс. Ни о чем не беспокойся — ты непременно догонишь. Только, пожалуйста, ни о чем не беспокойся! А куколку посылает тебе Наташа. Ее зовут Дюймовочка. Она уже один раз была в больнице, поэтому у нее есть халатик и косынка…»
Тут Аня не выдержала и открыла коробочку. В коробочке лежала крошечная целлулоидная куколка, одетая в белый халатик. Ее белокурая круглая головка была повязана марлевой косыночкой, такой же белой и легкой, как у тети Муси.
«Наташа посылает!.. Не обиделась на меня. И Катя не сердится, — с облегчением подумала Аня. — Какие же они все хорошие! И куколка до чего миленькая! В халатике!»
Она не успела вдосталь налюбоваться своей
— Ну что? — спросил он Аню, слегка прищурив один глаз и как-то лукаво посматривая на нее. — Получила известия?
— Получила! — громко ответила Аня.
Ей стало сразу легко и весело. Она вынула куколку из коробки и протянула ему:
— Вот! Поглядите!
— О-о! — удивился доктор. — Медсестра в полной форме. И очень похожа на нашу тетю Мусю, только поменьше немножко.
— Правда, правда! — в восторге закричала Аня. — Очень похожа! Если бы ее уже не звали Дюймовочка, я бы назвала ее «маленькая тетя Муся».
— Ну так мы будем называть нашу тетю Мусю «большая Дюймовочка», — предложил доктор. — А ну-ка, большая Дюймовочка, подложите ей под спинку подушку да усадите ее повыше… Вот так!
Тетя Муся подала ему большой матовый стакан, из которого торчали какие-то блестящие штучки — щипчики, ложечки, крючки. Не глядя, он взял из стакана инструмент, похожий на маленькую лопаточку, и присел на табуретку возле Аниной постели.
— Раскрой-ка рот пошире и скажи «а». Умеешь говорить «а»?
— Умею! — усмехнувшись, ответила Аня и так хорошо показала горло, что доктор даже удивился и похвалил ее.
— Молодец! — сказал он. — Так мы с тобой всю азбуку повторим. А когда доберемся до конца, ты у нас совсем поправишься и домой пойдешь. Ладно?
— Ладно, — сказала Аня.
Первый сбор
Шла третья неделя нового школьного года. Уже позади остались сборы звеньев. На сборе своего звена Катя сделала коротенький отчет о работе за прошлый год, и девочки снова избрали ее звеньевой.
И вот наступил день сбора всего отряда — первого сбора в новом школьном году.
Кончился четвертый — последний — урок, и в классе широко распахнули окна. Свежий ветер ворвался со двора в класс, прошелестел страницами чьей-то забытой на парте тетради, приоткрыл дверь и, как будто испугавшись, торопливо захлопнул ее опять.
Девочки высыпали в коридор. Только две ученицы — Тоня Зайцева и Клава Киселева, — взяв сумки, ушли домой.
— Почему они уходят? — спросила Наташа у Кати.
— Они еще не пионерки, — сказала Катя. — Разве ты не заметила, что они без галстуков?
— Заметить-то заметила, да как-то не обратила внимания, — ответила Наташа. — А почему их до сих пор не приняли?
— Потому что они в прошлом году учились хуже всех, чуть на второй год не остались. — Катя сказала это и сразу же спохватилась. — Только не по болезни, — прибавила она. — Ну, идем, уже пора.
Девочки вернулись в класс. Сегодня — по случаю выборов в совет отряда — класс был украшен празднично. По стенам были развешаны отрядные стенгазеты, выпущенные в прошлом году, и лучшие из прошлогодних плакатов и рисунков, сделанных к 7 Ноября, к 1 Мая и Новому году. На учительском столе и подоконниках опять, как в первый день школьного года, лежали летние работы девочек — гербарии, альбомы, коробки с коллекциями, отрядные дневники.