Это моя школа
Шрифт:
Затаив дыхание, Катя прислушивалась к тому, что делалось в соседней комнате. Кто-то бегал взад и вперед но коридору. Должно быть, Таня готовила папе ужин, накрывала на стол. Вся квартира наполнилась таким шумом и такой радостью, как будто наступил праздник и пришли гости. Запахло кофе и еще чем-то вкусным…
Твердые, знакомые шаги послышались в соседней комнате у самых дверей. «Идет!..» У Кати еще сильнее забилось сердце. И надо же, надо было ему приехать как раз в такой неподходящий день!
«Ну что стоило ему приехать на один день позже? — думала Катя. — А то не ехал, не ехал, и вдруг — здравствуйте! Приехал! Хоть бы догадался телеграмму послать: «Приеду такого-то, встречайте». Это так интересно — ехать на вокзал, встречать поезд. А то даже встретить себя не дал. И мама тоже — не могла послать из Крыма телеграмму. Денег им жалко, что ли? Ну, мама, пожалуй, и вправду бережет деньги, чтобы больше на хозяйство оставалось. А папа — нет. Просто он уж такой, недогадливый. К маминому рождению третий зонтик ей подарил. А на что человеку три зонтика?»
И не зная уже, на кого больше сердиться — на папу, на маму или на себя, — Катя юркнула в постель, свернулась клубком и сунула голову под подушку. И тут дверь скрипнула и приоткрылась…
— Папа! — закричала Катя и бросилась к отцу.
Он подхватил ее, смеясь уложил обратно в постель и присел на край кровати. Он был такой большой, такой загорелый, его широкие, сильные руки стали шершавыми от походной жизни. Катя потерлась щекой о его шершавую руку.
— Папочка, папа!
— Ну что ты, Кутька? Что ты?
Катя засмеялась от радости. Только папа называл ее такими смешными, дурашливыми именами. А папа, привстав и не переставая похлопывать по плечу Катю, смотрел на спящего Мишу. Миша безмятежно спал, раскинув поверх одеяла пухлые руки.
— Вырос, — тихо сказал Сергей Михайлович. — Уже и кровать мала стала, надо новую покупать…
— Он уже, папочка, пишет письменными буквами, — прошептала Катя. — И чернилами!
— А что у тебя, дочка? — спросил отец. — Какими буквами ты пишешь? Я что-то давно твоих букв не видел.
— Я? Я…
И тут с Катей случилось что-то неожиданное. Она ни с того ни с сего уткнулась лицом в дорожную куртку отца — куртка была жесткая, с туго набитыми карманами и с большими костяными пуговицами. Кате было даже немного больно от этих пуговиц, но она ничего не замечала.
— Я, папочка…
И она расплакалась. Слезы так и брызнули у нее из глаз. Она всхлипывала, хотела удержаться, но никак не могла.
— Да что с тобой, Кутенька, девочка моя?
— Ты ее разбудил, Сережа! — с упреком сказала мама, войдя в комнату. — Свалился как снег на голову, девочка обрадовалась, переволновалась. И все — спросонья. Спи, Катюшенька, спи. Завтра наговоритесь с папой.
— Ну-ну, — сказал папа вставая. —
И его большая рука нежно погладила Катю по голове, по плечам, по спине.
— Ничего, Катенька, все хорошо будет.
И Катя почувствовала, что папа все понял. Он вышел, тихонько прикрыв за собой дверь, а Катя еще немножко поплакала, но на душе у нее было почему-то уже гораздо легче.
«Миленький, дорогой мой! — повторяла она, прислушиваясь к его шагам и голосу. — Все будет хорошо. Вот увидишь, все будет хорошо!»
Трудная задача
Чтобы успеть до уроков поговорить со Стеллой, Катя вскочила с постели раньше, чем всегда.
Она так торопилась, что забыла про все свои обязательства. Кое-как постелила кровать, поспорила за завтраком с бабушкой, которая, как всегда, требовала, чтобы Катя ела не торопясь, и, не застегнув пальто, выбежала на улицу. Подбегая к школьному крыльцу, она вспомнила, что собиралась каждый день делать зарядку.
«Ну ладно, с завтрашнего дня начну, — подумала Катя, — сегодня некогда».
Часы на углу показывали уже начало девятого. Моросил мелкий дождик, и ветер почему-то норовил забраться в рукава или за воротник. Но Катя не обращала на это никакого внимания. Вскочив на верхнюю ступеньку крыльца и вытянув шею, она смотрела, не покажется ли вдали Стелла. Школьницы, большие и маленькие, подходили поодиночке или целыми стайками, взбегали по ступенькам и скрывались за большой, поминутно хлопающей дверью, а Стеллы все не было.
Наконец вдали показалась знакомая пелеринка красного — не такого, как у всех девочек, — пальто. Стелла! Катя побежала ей навстречу.
— Вот хорошо, что ты уже пришла, — сказала Катя, хватая ее за руку. — Надо сегодня же собрать совет отряда. А может быть, даже сбор устроим. Понимаешь, надо, чтобы все у нас пошло совсем-совсем по-другому.
— Что «все»?
Стелла с удивлением смотрела на Катю, не понимая, о чем она говорит.
— Да все вообще. Мы с Аней вчера были у Людмилы Федоровны…
— Подожди, — перебила ее Стелла. — Дай раньше хоть под навес зайти. Ведь дождик идет!
Она побежала вперед.
Катя догнала ее и отвела в сторонку:
— Ты понимаешь, Стелла, Людмила Федоровна ужасно огорчилась, когда узнала, что у нас творится в классе. А муж Людмилы Федоровны, летчик, так рассердился на нее, что мы с Аней даже испугались.
— За что же — на нее?
— Ну как же? Ведь выходит, что она плохая учительница. И главное дело — это из-за нас! Ну, ничего, еще можно все поправить.
Волнуясь и радуясь тому, что сейчас они со Стеллой с одного маху все переделают, Катя рассказала ей, что именно она задумала.