Это моя земля!
Шрифт:
– А если приборзеют? – резонно интересуется тот.
– Тогда – дербань борзых на запчасти.
Добавлять – мол, стрелять только в случае крайней необходимости и прочее «на провокации не поддаваться» – я не стал. Солоха – мужик взрослый и серьезный. Про такое он и сам все отлично знает и понимает. Так зачем ненужными разъяснениями обижать человека?
Едва наша «восьмидесятка» укрылась за обшитой белым сайдингом будкой магазинчика при АЗС, из-за поворота, надсадно ревя движком, вылетела защитного цвета уазовская «буханка». Ну да: «Погоня! Какой детективный сюжет обходится
Думаю, еще месяц-полтора назад в такой ситуации я в выборе стороны не сомневался бы ни секунды. Но это было тогда. А сейчас, после двух московских ментов в банде, собиравшейся штурмовать склады на Пожарской, после повешенных по моему приказу насильников на Садовом, после расстрелянного в Осинниках ПАЗа с эмблемой посадской вневедомственной охраны на борту… В общем, теперь само наличие внешних атрибутов милиции не говорило ровным счетом ни о чем.
Скользнув в люк, я снял с крючка-держателя микрофон СГУ, мощные колонки которого были закреплены с обеих сторон на башне. Эта придумка здорово выручала нас во время спасательной операции в Москве в первые дни, поможет и сейчас. Натянув шлем потуже и прикрывшись люком (работающий прямо над головой КПВТ – это вам не фунт изюма), скомандовал Андрею:
– Давай!
Хорошая все же штука – пулемет калибра четырнадцать с половиной миллиметров. Уж если даже меня, готового к происходящему, впечатлило… Думаю, «на том конце провода» сейчас на всякий случай даже дышать перестали.
– Всем стоять!!! – рыкнул я в микрофон. – Трамвай – прижаться вправо!!!
Приоткрыв люк, обозреваю окрестности. Стоят, родимые. И те и другие. На крыше «инкассатора» грустно поник «хоботом» НСВ. Пулеметчик, видимо решив, что мы сейчас будем кого-нибудь убивать без разбора, счел за лучшее спрятаться в дающем хоть какую-то иллюзию безопасности нутре бронемашины, а не изображать из себя поясную мишень. Может, и правильно?..
– Все, Слав, двинули, – легонько пихаю я нашего «мазутянина» в плечо. – Андрей, ты только не спи там!
– Не учи отца, салага, – сквозь зубы цедит сзади Солоха, не отрываясь при этом от панорамы прицела.
Ну, погнали разбираться – кто там «из ху».
Бэтр неспешно и плавно выехал на шоссе и, подъехав к «буханке», замер у отбойника, негромко пыхтя выхлопом на холостых оборотах. Сменив «шайтан-шапку» на шлем, откидываю люк и, подтянувшись, словно на брусьях, выталкиваю себя наружу.
Врать не буду – страшновато. Кто там, в этих машинах, что в УАЗе, что в «перехватчиках» и «инкассаторе»? Что у них в головах? Сейчас резанут по мне, молодому-красивому, короткой, патронов этак на двадцать, очередью… И все – пишите письма мелким почерком. Солоха за меня, конечно, жестоко отомстит, да вот беда – мне оно будет уже глубоко безразлично. Но, похоже, солидный диаметр раструба КПВТ убедил всех вести себя тихо и вежливо. Ладно, пора идти общаться.
– Эй, там, на «перехватчиках»! Старшего
Среди «догоняльщиков» – легкое замешательство. То ли старшего выбирают, то ли решают, не пора ли ноги в руки… Нет, благоразумие берет верх. Даже на хорошей милицейской «Субару» с крупнокалиберной пулей наперегонки бегать никто не рискнул. Едут.
Прямо с брони шагаю сначала на обшарпанный белый металлический отбойник, а уже с него – спрыгиваю на асфальт. Мужики за лобовым стеклом УАЗа сидят смирно, руки держат на виду, не дергаются. Да и на лицах у них – скорее облегчение, чем страх. Интересный «звоночек». Так, а в салоне что?
Ох, как тут все интересно! И удивительно знакомое лицо в обнимку с пулеметом маячит. Обернувшись к очень вовремя подъехавшему старшему преследователей, с ходу интересуюсь:
– И как это все понимать?
– Было велено догнать и вернуть, – хмуро отвечает седой коротко стриженный мужик лет сорока пяти, сидящий за рулем.
– Кто велел?
– Старший.
Какой общительный дяденька. Мне из него что, каждое слово клещами тянуть? Кстати, уже интересно: те, кто убегал, увидев нас, явно обрадовались, а вот преследователи, хоть на милицейской технике катаются, нам точно не сильно рады.
– А старший кто?
– Да какое тебе дело вообще? – вспылил седой и экспрессивно всплеснул руками.
Ага, на правой руке три татуированных «перстня»… Вопрос по принадлежности дяденьки снимается – такие татуировки не у ментов, а у нашего подотчетного контингента в чести.
– Да так, – цыкаю зубом и сплевываю под ноги, – не люблю, когда при мне по людям стреляют.
– Ты не знаешь, кто они и что натворили. – Седой «уркан» уже явно взял себя в руки.
– Что натворили – не знаю, – легко согласился я. – Только тут в машине четверо детей и пять молодых женщин. Их обязательно ловить при помощи «Утеса»?
Седому ответить явно нечего.
– А еще я знаю одного из них, – киваю я в сторону «буханки». – Кстати, Володя, привет! Рад, что ты все еще жив.
– Взаимно, Борис, – доносится из УАЗа голос моего знакомца Владимира Чугаева, с которым мы пересеклись в Ивантеевке. Вместе на тонкосуконной фабрике с мертвецами воевали, еще толком не успев понять, что к чему.
– Но они… – пытается что-то сказать седой.
– Что они? Застрелили Кеннеди? Сбросили бомбу на Хиросиму? Тут понимаешь, какое дело… Мне наплевать, – обрываю я его. – Главная проблема в том, что ему я верю. А тебе – нет.
Произнося последнюю фразу, я демонстративно выставил вперед правую ладонь и пошевелил растопыренными пальцами.
«Расписной» скривился, будто сочный лимон разжевал. Ага, мой «тонкий» намек явно понят.
– Все, славно побеседовали, но – пора вам, – хмуро смотрю я на седого.
– Зря. – Взгляд его ничуть не жизнерадостнее. – Зря ты в это влез.
– Давай уж я как-нибудь сам решу.
– Еще встретимся, – зло бросил он мне, разворачивая машину. – Земля – она круглая.
– На твоем месте я бы нашей второй встречи не искал, – снова сплевываю я. – Сегодня ты – парламентер, а вот в следующий раз так легко не уйдешь. А теперь – проваливай.