Это (не) Игра! х1
Шрифт:
Он же и бросил мантикору точнёхонько на крепость, пробив ею внешние стены и разрушив пару-тройку пристроек с башенками, падение которых я созерцал из относительно безопасного места: вершины нагромождения камней, на которые местные неживые обитатели забирались с большим трудом.
«К слову об обитателях. Суки! Мой опыт завалило!..» — в мыслях выругался я, глядя на оседающую пыль там, куда минуту назад обрушился потолок. Двоих скелетов я добить не успел, и теперь уже, видимо, не добью, если только не разживусь лопатой. А лут?! Я наконец-то встретил врагов, которых можно было раздеть с перспективой получить прибыль, и на меня в буквальном
И словно этого было мало, звуки боя разносились плюс-минус в той области, где должна быть половинка ключа для прохождения испытания. Просто очешуительно!
Вдосталь отведя душу мысленной руганью, я убедился в том, что обвал завершился, и двинулся в самый его эпицентр. Обойти я его не мог, так как там была, по сути, единственная дорога к крепости, попасть в которую я всё равно был обязан. Быть может, сейчас даже оптимальное для этого время? Как раз и провал наличествовал, а охотники, загнавшие сюда мантикору, к моему прибытию её как раз и кончат, верно?
Или она кончит их. Так или иначе, но мне придётся самому на всё взглянуть, прежде чем действовать. А для этого нужно подойти поближе…
Так я думал, пока не заметил среди завалов руку. Самую обычную человеческую руку, сжимающую окровавленный, чуть более изящный, чем мой, кинжал. Естественно, я в ту же секунду бросился туда, но не затем, чтобы помародёрить, вовсе нет. Прежде всего я начал откапывать бедолагу, но уже третий отброшенный в сторону камень показал, что этот конкретный темнокожий человек с чуть заострёнными ушами не жилец. Пол-головы всмятку, да и от тела осталась только верхняя, обезображенная какой-то кислотой и камнями половина.
Но если этот конкретный человек погиб, то это ещё не значит, что тут совершенно некого спасать, верно?..
Последующий десяток с лишним минут я сновал среди камней, высматривая хоть какие-то признаки присутствия живых. Поначалу не встречалось даже трупов, пока я не обошёл получившийся каменный холм с северной, — условно, — стороны. Именно там раскинулось натуральное кладбище, от вида которого у меня похолодело в животе.
Полтора десятка мертвецов, часть которых потеряла человеческий облик. Разгрызанные и разорванные, изувеченные и переломанные, местами покрытые каким-то едким ядом тела, оторванные, разбросанные по округе конечности — и все принадлежат гуманоидам. Я нашёл нескольких человек, двоих эльфов, дворфа, борода которого перемешалась с его же внутренностями, зверолюда и пару непонятных смесков, отличительные черты которых практически стёрла страшная смерть.
Удалось так же обнаружить эмблемы, которые, похоже, носили все погибшие: щит с закручивающейся в спираль двуглавой змеёй, одна голова которой оставалась снаружи, а вторая — в центре композиции. Они были выгравированы на броне и иногда на оружии, присутствовали на плащах и одежде — не было тут никого, кто был бы лишён этих отметин. Даже на самых обезображенных трупах можно было найти хотя бы намёк на эту эмблему.
Всё найденное оружие я побросал в инвентарь не глядя, так как обстановка не располагала ко вдумчивому изучению сомнительных, заставляющих сердце неприятно сжиматься «трофеев». До элементов брони дело тоже не дошло, так как даже моя жаба верхом на хомяке не могла заставить совесть позволить раздеть трупы. Да и много ли той брони сохранилось? Всё, что могло быть моего размера, пострадало от лап, клыков и хвостов мантикоры так, что не исправишь. Поножи какие или наручи ещё можно было отыскать,
А потом, перекатывая камни в попытках вытащить наружу, по всей видимости, жрицу, которой размозжило грудную клетку, я услышал то ли хрип, то ли плач. И тут же бросился на источник звука, надеясь, что тот неизвестный не замолкнет до того, как я его отыщу.
И он не замолк: среди осыпавшихся камней, в луже алой, с подозрительными чёрно-изумрудными вкраплениями крови лежал коренастый дворф с некогда окладистой и пышной, а сейчас пропитавшейся кровью бородой, похожей на паклю. Через всё его лицо тянулась глубокая безобразная рана, оставившая на месте правого глаза лишь пустую, с ошмётками чего-то глазницу, а его левая рука отсутствовала чуть выше локтя: одна лишь кость торчала. В правой ещё живой гуманоид держал совсем небольшую склянку, закупоренную пробкой, которую он просто не сумел открыть: со своим зрением, под кошачьим глазом, я без труда разглядел на стекле и древесине пробки следы зубов.
Вырвав снадобье из руки дворфа, я обратился к «астралу». Противоядие, и весьма мощное при этом. Тут же открутил, — кто, блять, это придумал?! — пробку, распахнул рот умирающего и вылил половину ему в глотку. Несколько капель, следуя известной из всё того же «астрала» инструкции, вылил в рану на лице, а остальное распределил по прочим ранам на теле. Доспехи мантикора перемолола в труху, но вместе с тем именно эта зачарованная, до сих пор сочащаяся маной сталь спасла хозяину жизнь.
И я не собирался бросать его без помощи, даже если это будет стоить мне немалой части запасов зелий. А оно будет, ведь сколько бы я ни лил зелья собственного производства, помогало оно едва-едва. Слишком обширны были раны дворфа, слишком много крови и сил он потерял, цепляясь за жизнь, в то время как я собирал оружие его товарищей. Сука!
Хотелось ругаться и кричать, но проклятая глотка не могла проронить ни слова.
Охватывающее меня бешенство, в итоге, пришлось выплёскивать, расчищая площадку вокруг от камней. Нашёлся полуторный, — больно здоровенный, собака, — боевой молот, и раздавленная набедренная сумка, некогда бывшая артефактом и сохранявшая в себе зелья, ныне разбившиеся, смешавшиеся и превратившиеся в опасную кашу. Уже это заставило меня заподозрить некий нюанс в появлении этих охотников на мантикор, но как следует обдумать всё не получилось: дворф, протяжно застонав, открыл глаза… глаз, простите.
— Человек? — Несмотря на своё откровенно паршивое состояние он и правда попытался встать, опираясь на правую руку и тщетно шевеля культёй левой. Мутный взгляд единственного глаза задержался на мне ненадолго, начав шарить по округе… и выцеплять среди камней и грунта тела его дорогих товарищей. О том, что они были ему дороги, я судил по выражению лица и тому, что читалось в глазах.
Отрицание, осознание, боль — коктейль захлестнувших дворфа эмоций послужил тому топливом, и он встал бы, если бы я не придержал бедолагу.
Я покачал головой, жестами и выражением лица пытаясь донести до дворфа всю нежелательность его попыток встать. На его лечение ушло почти всё содержимое кувшина, прежде чем основные ранения дворфа перестали свидетельствовать о его скорой смерти. Но что б поставить его на ноги требовалось прикончить ещё одного-двух пауков как минимум, а их на горизонте не наблюдалось.
Попутно я, конечно же, всё теми же жестами попытался указать на свою немоту, но понял ли он меня — тот ещё вопросец.