Это не любовь
Шрифт:
– Но он же на работе, – повторила Алёна то, что Юлька и сама себе твердила весь день. – Вечером встретитесь…
– Не будет ничего, – обречённо произнесла Юлька. – Завтра утром эта мымра приезжает. Лариса Игоревна.
– Шубина? А мне она показалась очень милой и…
Юлька вперилась в подругу убийственным взглядом, и та осеклась.
После занятий, у гардероба она вновь заметила ту Машу, что приставала к её Анваресу. Та, мило хихикая, пыталась без очереди получить свою шубку. Но Юлька оттеснила её от окошка,
– В очередь!
Девушка смерила Юльку взглядом, скривилась и, причмокнув, бросила:
– Какие все нервные.
Юлька почти добрела до общежития, когда загудел в кармане телефон. Звонил Анварес. Всё-таки звонил!
Ответила Юлька очень строго – обиделась ведь. А он, обычно такой сдержанный, говорил наоборот эмоционально.
– Убежала уже? Не дождалась?
– Я и не ждала, – с вызовом ответила она. – Пары закончились, и я пошла домой.
– Угу. Злишься, что не похвалил тебя? – усмехнулся он и добавил тише, чуть растягивая слова: – Может, я хотел лично…
Ну вот что он делает? Таким голосом говорит, что сразу всё внутри томительно сжимается, и от обиды – ни следа.
Помолчав, спросил:
– Поужинаем вместе?
– Хорошо, – согласилась Юлька. Ну никак не получалось ему отказать. А ведь хотела показать ему свою гордость…
А с другой стороны, возразила себе, что такого? Зато теперь ей радостно и хорошо. Да и к тому же, кто знает, когда им снова доведётся провести вечер вместе. Ведь завтра возвращается его «мышка».
97
На сердце у Ларисы было неспокойно...
Вообще, она категорически не верила в интуицию, предчувствие и прочие понятия, которые логикой не объяснить. Но то, что терзало её сейчас, очень уж смахивало на пресловутое дурное предчувствие.
Она и уезжала в Улан-Удэ с тяжёлым сердцем, и там себе места не находила, всё дни считала до возвращения. И вот – подъезжает, уже плывут за окном поезда знакомые места: станция сортировки, виадуки, длинные коробы вагонных депо, а на душе становится ещё тревожнее.
Наконец поезд дополз до пассажирского вокзала. Дёрнулся раз-другой, остановился.
В вагоне тут же началась суета. Народ, теснясь, продвигался по узкому проходу на выход, волоча сумки. А Лариса выходить не спешила, будто боялась чего-то. Боялась неосознанно, но очень сильно, до отчаяния, до холодного пота и мерзкого посасывания под ложечкой.
Нет, она отчётливо понимала, чего боялась – разрыва с Анваресом. Этот страх, если уж честно, жил в ней почти всегда, с самого начала их отношений. Но именно сейчас он обострился, как хронический недуг в слякотную осень. Почему именно сейчас – объяснить она толком не могла. Анварес ведь всегда был отстранённый, из тех, кто позволяет себя любить, и она с этим смирилась.
Так почему сейчас она почти паниковала?
Лариса старательно пыталась вспомнить все нюансы, которые, возможно, заметила, но значения не придала, и которые отложились где-нибудь на подкорке
Ей казалось, что если она вычленит эти детали, эти нотки, разберёт всю цепочку, то это как-то поможет. Потому что когда происходит что-то плохое, а ты даже не понимаешь, что и почему, то чувствуешь себя вдвойне беспомощным и вдвойне несчастным. Поэтому обязательно надо было шаг за шагом всё проанализировать.
За восемь часов в пути она ни на минуту не сомкнула глаз. Думала, перебирала в памяти последние месяцы и недели.
Да, такие моменты были... Более того, их оказалось предостаточно. А она была глупа, слепа и доверчива! Всегда, безоговорочно верила ему на слово. Потому что прежде он не лгал. Сам с откровениями не лез, но если спрашивали, мог любую неудобную правду сказать в глаза и ей, и кому угодно.
А она спрашивала, незадолго до отъезда спрашивала, есть ли у него кто-нибудь. Анварес сказал, что ни с кем, кроме неё, у него никаких отношений нет. Она и успокоилась.
Хотя нет, тревога всё равно в ней подзуживала с того самого дня, как он разглядывал фото какой-то своей студентки. Точнее, не какой-то, а вполне определённой – Аксёновой Юлии из двести пятой группы. Лариса потом нашла по журналу посещений страницу, которую так увлечённо рассматривал Анварес.
Эта девица, как он и сказал, действительно балансировала на грани отчисления – Лариса собрала кое-какие сведения, поспрашивала коллег. Так вот – никто о ней и слова хорошего не сказал. Да Анварес и сам таких всегда презирал. Легкомысленных, глупых, да ещё и с гонором на пустом месте. Поэтому Лариса себя и убедила, что не мог он на такую повестись, мол, уж она-то его знает. А получается, что вовсе и не знает.
Да и потом тоже было из-за чего насторожиться. Накануне, перед её отъездом, например, он отказался провести вечер вместе. Без всякой причины, просто не захотел и не затруднился даже придумать повод.
Она тогда обиделась, конечно, но зацикливаться не стала – такое, в общем-то, случалось и раньше, привыкла уже. А ещё не поехал к ней после вечеринки, посвящённой Хэллоуину. Но это тоже в его духе.
Однако сильнее всего цеплял эпизод, когда Анварес провожал её на вокзал. Довёз и до свидания. Она ожидала, что он хотя бы поцелует её. Хотя бы в щёку. А он – Лариса прекрасно это помнила – был вообще как будто мыслями в другом месте, где-то далеко, не с ней.
А вдруг он в тот момент как раз думал об этой девице?
Стало так больно и так противно, что Лариса не выдержала, заплакала. Благо была ночь, соседи по купе спали и не слышали её сдавленные всхлипы.
Утром она отправила ему смску:
«Встретишь?»
«Да», – ответил Анварес коротко.
Лариса гадала, как ей себя с ним вести. Понимала лишь одно – пора уже было прекратить тешить себя иллюзиями и признаться в очевидном: Анварес увлёкся этой девицей, какой бы дикой нелепостью всё это ни казалось.