Это по-настоящему
Шрифт:
Все начинают генерировать идеи относительно того, где и как именно должно произойти первое прикосновение. Кто-то говорит, что он должен поцеловать меня в лоб. Кто-то предлагает просто приобнять за талию. Кто-то – взять за руку.
Я все еще пытаюсь примириться с самой мыслью о том, что мне придется его трогать, как предательница Пейсли спрашивает:
– А когда вы с УУ начали держаться за руки?
Я не успеваю ничего ответить, как Окли со смешком чуть не подпрыгивает на месте.
– Ты встречалась с парнем по имени УУ?
– Какая разница?
Ничего себе.
– Чересчур пафосно звучит. – Он откидывается в кожаном кресле и складывает руки на груди. Его бицепс от этого снова напрягается.
Я отвожу взгляд.
– Ну, как скажете, мистер «Назову все альбомы своим именем» Форд.
На другом конце стола кто-то ахает, пораженный моей наглостью, но Окли это, судя по всему, никак не задевает:
– Даже у Мадонны в псевдониме буквы поразнообразнее.
– УУ – это совершенно не пафосно.
– Ладно, ладно, – ухмыляется он.
– Он замечательный. И очень милый.
– Тогда почему ты с ним рассталась?
– Но я не рассталась! – с жаром возражаю я.
Он хмурится:
– Получается, он тебя бросил?
Такое чувство, что он чего-то не понимает.
– Нет, не бросил!
Окли поворачивается к Клаудии:
– То есть моя приземленная, цельная, нормальная девушка изменяет своему парню? Мне кажется, это не слишком хорошая идея.
– А, ты имеешь в виду притворный разрыв! – На какое-то мгновение я совсем об этом забыла.
Он, кажется, хочет закатить глаза, но сдерживается.
– Они расстанутся завтра. Думаю, чем раньше мы это устроим, тем лучше. Потом примерно две недели на переживания, и тогда она отправит тебе рисунок. Потом у вас будет несколько свиданий, но без физического контакта. – Клаудиа поворачивается ко мне: – Когда был твой первый поцелуй?
– Вообще в жизни? – Я понимаю, что это глупый вопрос, но думаю сейчас о предстоящем «расставании» с УУ. Я как-то это упустила. Была настолько сосредоточена на деньгах, на том, как мы выплатим все кредиты, заплатим за образование близнецов и Пейсли сможет спокойно спать по ночам, что совершенно не вникала в детали того, как именно все это будет устроено.
– Да, вообще в жизни, – говорит Окли и на этот раз все-таки закатывает глаза.
Ненавижу такие вопросы.
– А твой? – огрызаюсь я, все еще думая об УУ. В последнее время он как-то от меня отдаляется и говорит, что это моя вина и что я не хочу вести себя как взрослая в наших отношениях. И все потому, что я не готова заниматься с ним сексом.
– Взасос? Думаю, мне было лет одиннадцать. С Донной Фостер, дочкой любовницы моего отца.
Мои глаза округляются. Серьезно, в одиннадцать? Я думала, в таком возрасте у мальчиков еще водятся вши. Окли, пожалуй, согнулся бы от смеха, если бы узнал, что я все еще девственница.
– Ну, теперь ты.
– Э-э-э… – Черт побери, теперь мне еще более неловко, но по другой причине. – В шестнадцать, – бормочу я.
– Как мило. Прямо как в песне [5] .
Я сжимаю кулаки. Если бы между мной и им не сидели ассистентки Клаудии, возможно, я дотянулась бы до него и стерла эту гадкую ухмылочку с его гадкого лица.
Пейсли хватает меня за руку, пытаясь намекнуть, чтобы я успокоилась.
Даже Клаудиа, похоже, чует, что мое терпение скоро лопнет. Она торопливо произносит:
5
Sweet Sixteen And Never Been Kissed группы The Blue Mountaineers.
– Давайте так: на третьем свидании вы подержитесь за руки, а на четвертом будет поцелуй. Первые два свидания произойдут втайне, но более поздние утекут в прессу.
– Подождите, мы что, будем целоваться? У меня вообще-то есть парень! – напоминаю я. – Вы не говорили, что придется целоваться.
– Мы собираемся встречаться год и ни разу не поцеловаться? – издевательским тоном говорит Окли. – Тогда можно просто сразу на лбу написать: «Фальшивка».
– Но… но…
Да уж, я действительно все это не продумала. Я беспомощно поворачиваюсь к Пейсли. Она корчит гримасу.
– Вообще-то, они правы. Если вы не будете целоваться, никто не поверит. По крайней мере, если предполагается, что это серьезно.
Она говорит извиняющимся тоном, но это меня не утешает.
– Но вы же не ожидаете, что мы… – Я умолкаю, не в силах даже выговорить это вслух.
– Нет, конечно, – легким тоном говорит Джим. – Таким наше агентство не занимается.
Он явно пытается перевести все в шутку, но вообще-то это неправда. Они платят мне за то, чтобы я изображала девушку этого парня, и хотят, чтобы мы целовались.
Как я вообще объясню все это УУ? «Извини, милый, я не готова заниматься с тобой сексом, но буду целоваться с другим парнем. Публично».
Ох, это уж точно добром не кончится.
Клаудиа наклоняется ко мне:
– Представь себе, что ты просто играешь в сериале по телевизору. Ты – героиня разворачивающейся любовной истории.
Ее слова, впрочем, тоже мало помогают. Я, признаться, понятия не имею, кем хочу стать. И мне проще говорить всем, что я хочу быть учительницей, чем признать, что именно поэтому я предпочла бы ближайшие пять лет просто работать официанткой, – чтобы все отстали. Но знаю точно, что индустрия развлечений меня совершенно не интересует.
Пейсли снова сжимает мою ладонь – возможно, чтобы напомнить, для чего нам все это нужно. Если я сыграю роль, то сниму огромную ношу с сестры и обеспечу будущее братьев. И мне даже не нужно жертвовать всей своей жизнью – это только на один год.
– Что мне надо делать? – ровным голосом спрашиваю я.
Клаудиа беззаботно машет рукой:
– Ну, парочка поцелуев, подержаться за руки… Это же такие мелочи. И мы не будем включать это в контракт – напишем что-нибудь обтекаемое про «физический контакт при необходимости».