Это традиция, детка!
Шрифт:
И, видя, что Хвостов по-прежнему пребывает в полукаматозном состоянии, наддала: «Модест, соберитесь, давайте, давайте, надо все это сделать быстро».
И она с дежурной улыбкой медленно поплыла из кабинета.
Уже взявшись за дверную ручку, Застенкер вдруг обернулась, немного прищурилась и тихо спросила: «Модест, а как вы думаете, если Тимур мертв, то, может быть, нам и не придется отдавать долги его фирме? Тогда мы бы могли взять эти деньги себе…»
«Ну, не знаю, – задумчиво произнес Хвостов и вздохнул, – может, и не надо отдавать, во всяком случае уж точно
«Ну и прекрасно, я тоже так думаю», – и игриво улыбнувшись, Муза Мордехаевна выплыла из кабинета Хвостова, оставив его хозяина в весьма плачевном состоянии.
Некоторое время он сидел, не двигаясь и практически ничего не соображая.
В голове гудело, в ушах звенело, в животе урчало (сегодня он не успел позавтракать, потому что бегал все утро с очередным поручением жены).
«Давление, наверное, подскочило», – устало подумал Модест Полуэктович и тихонько застонал.
Внезапно ему стало так жалко себя, что он чуть было не пустил слезу: «Божечки мои, как же все надоело… И задания эти дурацкие… И тетки эти злые… И все время хожу под уголовкой… и все пьют кровь, пьют…»
Модест резко встал, чтобы сбросить с себя груз отчаяния, и подошел к большому некрасивому зеркалу в другом углу кабинета.
Внимательно вглядываясь в свое отражение сквозь пыльную поверхность зеркала, изучая осунувшееся лицо, он пригладил немного волосы рукой и шепотом произнес: «Ээх…, что за работа такая… пришел сюда молодым здоровым блондином, а сейчас седой и больной почти старик».
Его трагические измышления были прерваны внезапным появлением еще одного менеджера фирмы, Вероники Быстровой.
Вероника, давняя знакомая Музы Застенкер, пришла на работу по приглашению оной и старательно выполняла все ее многочисленные задания.
Быстрота, с которой что-либо делала Вероника, была поразительна, правда, не всегда при этом скорость означала качество.
И Быстрова частенько переделывала уже сделанное, чтобы исправить неточности.
Этим она вызывала частые ухмылки Хвостова, человека рассудительного и неторопливого, делавшего свои «домашние задания» скрупулезно, а потому невероятно долго.
Вероника Быстрова была почти всегда в хорошем настроении, несмотря на то, что в «Шиш-Традиции» для нее даже не нашлось рабочего стола.
Нимало не смущаясь этим обстоятельством, она фланировала из комнаты в комнату, периодически пользуясь чужими компьютерами или телефонами.
Стремительность Вероники, которая так часто вводила в ступор Модеста Полуэктовича, сработала и сейчас.
Она буквально влетела в кабинет Хвостова, чуть не зашибив дверью его владельца.
Вовремя успевший отскочить Модест Полуэктович раздраженно подумал про себя: «Вот ненормальная, всегда носится, суетится, все с ног на голову переворачивает…».
Но вслух произнес: «Добрый день, Вероника, что случилось?»
«А то вы не знаете», – парировала Вероника, вихрем пролетая мимо него, и, усевшись на краешек дивана, с которого только что унесли Тимура, затараторила: « Ну, правда,
Вероника была стройная, и, в отличие от Музы Мордехаевны, всегда скрывавшей дефекты и лишние килограммы, позволяла себе ходить в обтягивающих водолазках и брючках, не боясь шокировать кого-либо перевешивающимися за «борта» телесами».
Прекрасно помня, что Вероника считается, кроме Лены Циферблат, еще одной давней подругой Застенкер, Хвостов сдержался и вежливо ответил: «Ну, что… Я пришел, тут уже полиция… Тимур лежал на диване… Да вы спросите у других… Я поздно пришел…»
«Печалька, – расстроилась Быстрова, – а у меня счетчики ставили на воду, вот я сегодня даже после вас и пришла…Как обидно-то…И без информации совсем…»
Слова «даже после вас» кольнули самолюбие Хвостова, и он уже было готовился дать отпор «наезду», как Вероника вновь затараторила: «А, говорят, что Тимур здесь был с раннего утра. Вроде приехал на встречу с «черной мамбой», а ее не было. И он стал ждать… Мне Эльжбета рассказала…»
Модест Полуэктович набрал в легкие воздуха, чтобы как-то отреагировать на произнесенное Вероникой, но та, не обращая на его усилия никакого внимания, резко спросила: «А как вы думаете, может его все-таки кто-то замочил? Ну, не замочил, конечно, а отравил, ведь признаков удушения нет, следов побоев тоже…»
«Вероника, – прорвался все-таки Модест Полуэктович, – ну что вы сочиняете, полиция разберется… Потом все узнаем… Вы мне лучше цены дайте по сухофруктам, а то мне Муза поручила срочно Белизневской предложение с ценами отправить, а у меня нет закупочных».
«Какой вы скучный, Модест Полуэктович, – разочарованно протянула Быстрова. – Вот я, например, обожаю детективы, жаль, родители не дали на юрфак поступить, а то бы я следователем работала… – Но, увидев кислую физиономию Хвостова, Вероника хмыкнула и произнесла: «Ладно, сейчас принесу вам цены». – И так же стремительно, как вскочила в комнату, выбежала из нее, сильно хлопнув дверью.
«Что за человек, – с возмущением подумал Хвостов, пожал плечами и вздохнул, – вечно носится, как ошпаренная… Вечно ей все интересно…»
На самом деле Модест Полуэктович почти завидовал Веронике потому, что та, несмотря на постоянные замечания и требования Застенкер обращаться к ней в офисе на «вы» и держать себя с ней как подчиненная с руководителем, постоянно нарушала строгие законы Музы Мордехаевны.
И то ли от бесшабашности, то ли из вредности (потому что характерец у Вероники был соль с перцем), вбегая в офис, всегда громко вскрикивала: «Привет, Муз!» Чем вызывала дикое, хотя и молчаливое раздражение у Застенкер, а также зависть окружающих…