Это у меня в крови
Шрифт:
Мистер Киплинг подошел к окну и вперил в него отдалившийся взгляд. – Когда ты познакомилась с Саймоном, он уже давно жаждал встречи с тобой. Но я всегда оберегал его от тебя.
– Зачем? Зачем он хотел встретить меня? Кто я ему?
– Ты никогда не замечала сходства? – обернулся мистер Киплинг. – Глаз и кожи. Что он не похож на твоих кузенов Микки и Джекса? Не похож на твоего брата? Твоего отца? Грин была фамилия матери.
– Он сын моего отца?
– Я точно не знаю, Аня. Но обустроил для него все. Школу. Квартиру.
Я почувствовала себя неловко.
– Вы не имели права скрывать его от меня. – Эта фраза казалась мне нелепой в рассказах или фильмах, когда ее выкрикивают, услышав ужасные новости, но я почувствовала потребность в ней. (Конечно, она могла быть связана с ушибленной головой.)
– София Биттер сказала, что Саймон Грин помог с планом по отравлению прошлой осенью.
– Саймон хороший парень, – ответил мистер Киплинг. – Он бы никогда не сделал ничего подобного. Я знаю его целую жизнь.
Я посмотрела на седую голову мистера Киплинга. Мне она нравилась. Она была одной из немногих постоянных хороших вещей в моей жизни. Надо сказать, то, что я намеревалась сделать, было нелегко.
– Я считаю, вы сделали непростительную ошибку в суждениях, мистер Киплинг, и я никоим образом не могу оставить вас работать на меня.
Мистер Киплинг поразмыслил над моими словами.
– Я понимаю. Аня, я понимаю.
В комнату вбежала кошка Саймона.
– Сюда, Koshka, – позвал мистер Киплинг. Кошка настороженно подошла и мистер Киплинг заманил ее в переноску, стоящую на кровати Саймона. – Саймон Грин во время звонка попросил позаботиться о кошке, – объяснил мистер Киплинг.
Я ушла из квартиры. Мистер Киплинг не пытался меня остановить.
***
– Ну так что дальше?– спросил у меня Толстый, когда мы на троллейбусе пересекали бруклинский мост на Манхэттен.
Я покачала головой. После бесплодного дня садилось солнце, я была ошарашена. Я хотела себе большую сцену, где столкнулась бы с Микки и Саймоном, и может быть только один из нас не вышел бы оттуда живым. Вместо этого они оба исчезли.
– Я удивлена побегом Микки, – призналась я.
– Мы не знаем, что ему наговорила София, – сказал Толстый. – И тебя не было рядом, чтобы бы следовать за ними, но на данный момент агенты продаж довольно-таки разочарованы в нем. – Толстый покосился на меня. – Ребенок, не куксись. Когда это все отдалится, конец будет хороший и счастливый. Ты учуяла протухшие яйца, отправила их паковаться и все живы.
– Исключая Лео.
– Господь прибрал его душу. – Толстый перекрестился. – Я говорил тебе, что твой отец гордился бы тобой. Он не верил в насилие.
Кажется, я фыркнула.
– Иногда он его применял, но только в крайнем случае.
– Лишь потому, что Микки сбежал, я не желаю «Шоколаду Баланчина» смерти. Не хочу, чтобы папина компания погибла, – сказала я. Я понимала, что отъезд Микки и Софии сделал «Шоколад» более уязвимым.
– Ключевая проблема сейчас – это как можно быстрее установить руководство. Тут мы не можем проявить инакомыслия.
– Толстый, ты думаешь работать лучше Микки?
– Никто не может быть уверен, Анни. Но если ты утвердишь меня, я буду лучшим главой. Я честен и лучше всех знаю шоколадные проблемы.
Это правда. Толстый успешно содержал свой бар в течение многих лет и знал всех игроков. Это сейчас я поняла, что Юджи Оно и Микки попросту льстили, предлагая мне управлять фабрикой. Из-за того, что я была молодой и невежественной, они смогли бы использовать меня в собственных целях. Я позволила себе прельститься и все закончилось глупо.
– Почему тебя заботит, не займу ли я вдруг место?
– Ты не знаешь шоколадный бизнес, но рядовых не интересует, чего ты знаешь или не знаешь. Они помнят твоего отца, видят в новостях твое лицо и я признателен тебе за поддержку.
– А если я вернусь, что со мной случится? – голос мой звучал как у ребенка или подростка.
Мы перебрались через Бруклинский мост. Толстый положил на мое плечо руку.
– Взгляни, Анни. Осмотри этот город. В нем может произойти всякое.
– Не со мной. Я Аня Баланчина. Первая дочь шоколадной банды. У меня есть имя и послужной список при себе.
Толстый погладил свою бородку.
– Это ничем не хуже. Закончи школу, ребенок. Затем приходи ко мне. Я приготовлю тебе работенку, если ты до сих пор будешь хотеть. Изучишь приемы. Может, выяснишь, как они это делают в Москве.
В этот момент мне нужно вылазить с троллейбуса, пересесть в автобус, идущий до окраины. Толстый сказал, что завтра собрание в Бассейне, и что он будет очень признателен, если я приду.
– Не уверена, что хочу вернуться, – сказала я.
– Да, это я вижу. Вот что тебе нужно сделать. Укладывайся спать, а когда проснешься утром, спроси себя, на что это похоже – навсегда освободиться от «Шоколада Баланчина». Твой брат мертв, актеры сбежали. Ты придешь завтра ко мне и я дам гарантии, что никто больше не обидит тебя или сестру снова.
Добралась я до квартиры около десяти. Дейзи Гоголь, Нетти и Вин уже ждали меня, никто не выглядел довольным.
– Мы должны немедленно отвезти ее в больницу, – заявила Нетти.
– Я в порядке, – ответила я и рухнула на диван. – Утомилась, но в порядке.
Дейзи Гоголь стрельнула в меня злым взглядом.
– Я могла бы остановить тебя, но не хотелось причинять боль. Не привыкла, чтобы защищаемые толкали меня.
Я извинилась перед Дейзи.
– В больнице сказали приглядеть за ней, чтобы убедиться, что она не ляжет спать. – Нетти поднялась с дивана и скрестила руки на груди. – Я бы приглядела, но даже видеть ее не желаю.