Это знал только Бог

Соболева Лариса Павловна

– Варюха (любовница) Кобылы?

– Вроде того. А вообще-то у нее свой норов.

– Как же с ним поздороваться? – задумался Николай.

– Пошли ему пузырек, а меня он знает. Если настроение есть, кликнет нас.

Николай подозвал официанта. Сидя спиной к Кобыле, он по выражению физиономии Фургона определил, что шампанское доставлено по адресу. Вскоре приятель приподнял зад и слегка поклонился, а потом и вовсе убежал, бросив:

– Зовет.

Ни разу Николай не повернулся, чтобы посмотреть, как там идут дела, а зудело хотя бы мимоходом пробежаться глазами по столику, мол, где ты, друг

мой верный Фургон? Судя по уважительному тону Фургона, Кобыла не мокрушник, да и специализация у него изысканная, требующая высокого мастерства и умения ходить по лезвию бритвы, не станет он мараться. Кобыла – то, что нужно Николаю. Он ведь где-то сбывал золотые вещи, а не всякий скупщик имел в кармане деньги, чтоб купить даже по дешевке краденое золото, потом выгодно его сбыть. Николай придумывал причину – зачем ему скупщик краденого, а причина должна выглядеть убедительно. Врать, будто он имеет желание цацки сдать, не годится – где их возьмет? Прибежал Фургон:

– Идем, тебя Кобыла зовет.

Вблизи Николая поразили глаза Кобылы, словно остановившиеся. В них не менялось выражение, возможно, такое впечатление создавали расширенные зрачки, закрывавшие радужную оболочку. Он улыбался, прищуривая глаза до узких щелочек, так что понять, как он относился к той или иной фразе, было нельзя. Но истинного удивления достойны оказались манеры Кобылы, будто он не шопенфиллер (грабитель ювелирных магазинов), а граф по рождению. Что бы ни делал – водку пил или ел, курил или вытирался салфеткой, – в каждом движении чувствовался аристократизм… если б не феня, которая слетала с его губ изящно и легко.

Другое дело Сонетка. Несмотря на явную скуку, лицо ее находилось в ленивом движении: то она приоткрывала рот, накрашенный темной, почти черной помадой, то закусывала губу, то двигались ее брови, то чему-то улыбалась. Жеманного кокетства Николай не заметил, Сонетка поглощена была собой, реагировала на свои мысли, так казалось. Но когда она останавливала на нем влажный взгляд, ему становилось не по себе. Сонетка, словно ядовитая змея, заползала внутрь и пока только разглядывала, что он там хранил.

Николай прикинул – ей лет тридцать, держалась она уверенно, значит, в этой среде как рыба. Да и не дадут кличку кому ни попадя, правда, легкомысленное прозвище ей не подходило, она тянула на жену крупного начальника. Николай скосил глаза, изучая аккуратные ноготки Сонетки, покрытые кроваво-красным лаком, примерно таким же по цвету, что и обломок ногтя на кофте Нюши. Ноготки не были длинными, всего лишь выступали за кончики пальцев заостренными концами, странно, что такая шикарная фря не отрастила их. У той женщины, что побывала в квартире Пахомова, ногти, судя по обломку, намного длиннее, настоящие когти. Опять же: она наверняка их срезала, за это время ногти отросли бы как раз до этой длины. В сущности, внезапные подозрения Николая пустые, Кобыла мокрушничать не станет, нет. Следовательно, Сонетка не могла принимать участия в грабеже с убийствами.

За знакомство выпили, Кобыла откровенно присматривался к новичку, слушал внимательно Фургона, к которому относился с покровительственным снисхождением, к тому же Николай мало говорил.

– Значится, ты поляк, – проговорил Кобыла, медленно жуя. – А руки-то выдают пролетарское дело.

Действительно,

ручищи у Николая никак не барона. А у Кобылы кисти длинные и холеные. Такие тонкие пальцы Николай видел у музыканта в лагере, который на длинной доске нарисовал клавиши фортепьяно и все свободное время – а его практически не имелось – тренировался, якобы играя. Николай отметил наблюдательность Кобылы, но не сконфузился:

– А я завязал. На стройке работаю.

– М! – Это «м» ничего не означало, а ведь работающий вор вызывал презрение у своих. – Что ж ты тут делаешь, раз завязал?

– А я развязал, – ответил Николай, ничего не объясняя более.

– Чтоб навести мосты для третьей хаты (для милиции)?

– Да ты что, Фан-Фаныч! – вытаращил наивные глаза Фургон, обратившись к Кобыле с наивысшим уважением. – Я ж его знаю! Викинг без размена восемь лет отбухал, кто ж с таким багажом на третью хату бегать будет?

– Сопло захлопни, Фургон, – ласково сказал Кобыла. – Сдается мне, что Викинг твой по бездорожью чешет (говорит неправду).

– А мне плевать, что ты думаешь, в долю к тебе не падаю, – усмехнулся Николай, гоняя языком папиросу из угла в угол рта. – Я сам по себе.

– Мы все сами по себе, а все ж одной веревочкой повязаны, – философски заявил Кобыла. – Ты наливай, Викинг… Кликуха у тебя знойная.

– Холодная, – наливая даме шампанского, а мужчинам водку, сказал Николай. – В детстве дали. Наверное, потому, что отец мой принадлежал к роду финляндских баронов.

Не хвастал Николай, нет. В то время выпячивали свою принадлежность исключительно к пролетариату, дворянское происхождение являлось хуже знака сатаны. Говоривший открыто о своих корнях позиционировал себя как бесстрашного и, естественно, не любившего строй человека. Разумеется, воровская среда особая, им что та власть, что эта, а все же доверие вызовет тот, кто имеет на нее зуб. Такой, по убеждению хануриков, не побежит доносить в «третью хату».

– А чем докажешь, что ты из бывших? – спросил Кобыла, не придавая значения вопросу. Он разговаривал так, будто предмет разговора неинтересен.

– В анкетах погляди, – пожал плечами Николай, давая понять: тебе надо – узнавай, а я доказывать не собираюсь.

– Ты приглядись к нему, – промурлыкала Сонетка, обжигая Николая черными глазами. – Авось сгодится.

– Не лезла бы ты, душечка, – нежно улыбнулся ей Кобыла, а Николаю сказал: – Лады, Викинг. Сказал слепой: побачим, что ты за птаха.

На этом «деловой» разговор закончился, Николай решил не торопиться с расспросами о скупщике золота – Кобыла осторожный, неизвестно на что способный. Осторожным был и Николай, поэтому редко захаживал к Тарасу. Но в ту ночь зашел, рассказал о знакомстве.

– Кобыла… Ммм! – А «м» Тараса означало: Кобыла – сила. – Ферапонт Кобылякин – ас высшего пилотажа, вор по призванию, сидел мало. Взять Кобылу с поличным – наша покуда несбыточная мечта. Работает чисто, истинно ювелир. Если попадает в дом, ничего не берет, кроме драгоценностей. Его почерк хорошо нам знаком. В прошлом году две кражи совершил, определили точно, что это он, а улик никаких. Один Кобыла видит сквозь стены и шкафы, у него нюх особый. Знаешь, где прятали пострадавшие ценности?

– В сортире? В бачке?