Это знал только Бог
Шрифт:
– Ребенка приняла одна, та, что постарше?
– Да, да, – закивала Клара, смахивая набежавшую слезу.
– Кто-нибудь еще находился с вами?
– Нет. Только акушерка.
– Она сразу вам сказала, что ваш мальчик…
Вячеслав на секунду замолчал. Ему стало жаль несчастную женщину, которая решила скрасить одиночество и родить, как говорят в таких случаях, «для себя». Но сейчас он вел расследование, и после скупого рассказа Клары закралось чудовищное подозрение: Кукушкина отправила медсестру или врача – неважно, и роды принимала одна! Она же принимала роды
– Она сразу сказала, что мальчик родился мертвым? – наконец выговорил он с трудом давшуюся фразу.
– Не сразу, она возилась с ним. Я потом уж приподнялась поглядеть, чего он не кричит. Мне показалось, будто он кашлял… по-детски так… А она его по попке хлопала, трясла… а он никак… Затем прибежала вторая… тоже хлопотала над мальчиком. А потом уж мне сказали: все, не дышит. Они старались.
Клара всхлипнула, но не разревелась. Вячеслав извинился, что напомнил о ребенке, она в ответ лишь рукой махнула. Он сунул ей сто баксов, Клара стала отказываться, но Вячеслав зашагал прочь, за ним Игорь.
– Знаешь, – перешел Вячеслав на «ты», – это хорошо, что мы сначала с Кларой переговорили, а не с Кукушкиной. Как бы нам узнать о ее сыне-автолюбителе?
– Просто, – сказал Игорь. – Соседей расспросить.
– Точно! – обрадовался Вячеслав и подмигнул.
Игорь ему нравился, не вмешивался, не болтал попусту, не лез с советами. От него исходил сугубо мужской дух надежности.
В сумерках подъехали не к самому дому, а остановились поодаль, вышли, огляделись. Возле ближайшего двора пожилая женщина кормила собаку, подошли к ней, пес зарычал, начал лаять.
– Да тихо ты, Шарик! – заворчала на дворняжку женщина. Шарику подошла бы кличка Щепка, ибо он отличался худобой. – Вам кого?
– Мы из милиции, – начал Вячеслав. – Тут неподалеку живет семья Кукушкиных…
– Живут, – сказала старуха. – Мать и сын.
– Нас интересует сын…
– Опять натворил чего? – ахнула женщина.
– Пока нет. Но хотелось бы знать, как он тут, соседям не надоедает?
– Вообще-то, он тихий. Правда, попивает. Двадцать пять, а пьет. Мать его и так, и этак, разве что на руках не носит, а он…
– Как у него сейчас с работой?
– Его отовсюду за пьянки выгоняли, так недавно мать закодировала. А сегодня машину купили, вот. Ворота новые ставят. Значит, устроился хорошо. Да надолго ли его хватит?
– Когда его закодировали?
– Где-то месяц назад. Не пьет. Все время трезвым вижу. Он, когда трезвый, хороший парень. А выпьет… на себя не похож.
– Буянит? – догадался Игорь.
– Да куда ему буянить! Песни поет на всю улицу. Бывало, до утра орал, людям спать не давал. А сейчас не поет.
Вячеслав вернулся в машину, плюхнулся на сиденье и нахохлился. После паузы Игорь поинтересовался:
– Мы не пойдем к Кукушкиной?
– Обязательно пойдем, – ответил Вячеслав, не выходя из задумчивости. – Мне надо подумать.
– А-а… – протянул Игорь и закурил.
Курил и Вячеслав, затягиваясь часто и глубоко. Выкурил он подряд
– Идем. Попробуем на арапа взять.
Ворота поставили, правда, пока только одну створку, поэтому войти во двор оказалось проще простого. В двух окнах горел свет, Вячеслав громко постучал в дверь. Открыла женщина лет пятидесяти, наверно, ждала кого-то другого, так как, увидев незнакомых мужчин, с испугом отпрянула, ахнув.
– Милиция, – сказал Вячеслав, входя без приглашения в дом. – Где сын?
– Он… он… катается на машине… – залепетала Кукушкина, напуганная чуть ли не до смерти. – По городу катается, права получил… Вам Лелик нужен?
Вячеслав, пожирающий ее глазами, уловил надежду в вопросе, да и на лице Кукушкиной ясно читалось: лишь бы не по мою душу.
– Вы, – сказал он жестко, – догадываетесь почему?
– Я? – вздрогнула она и закачала головой: – Нет… Нет…
– Догадываетесь, – прервал поток ее «нет» Вячеслав. – Но чтоб ваши догадки подтвердились, объясню наш приход. Вы приняли роды у Чибис рано утром двадцать шестого января. В этот же день, но в одиннадцать вечера, приняли роды у Тарасенко, у нее тоже родился мальчик… живой… ребенок кашлял, и тому есть свидетели… Вы попались.
По мере того как он говорил, Кукушкина отступала, краснея и бледнея на глазах. Наткнувшись на стол, она застыла, и вдруг по обвислым ее щекам потекли слезы, которые Кукушкина вытирала то одной ладонью, то другой. Одновременно она начала говорить срывающимся голосом:
– Я все расскажу… все… Бес попутал…
– Пиши!
Вячеслав кинул Игорю свой органайзер, тот поймал, пристроился на стуле у стола и достал авторучку. Тем временем Кукушкина между всхлипываниями выдавливала из себя слова:
– Я уж сама не рада… У меня сын… он хороший, заботливый… только пьет. Знаете, как сердце надрывается, когда гибнет твой единственный…
– Ради собственного сына вы не дали жить родившемуся сыну Тарасенко, – подытожил Вячеслав.
Она тихо вскрикнула, испугавшись страшных слов «милиционера», потом ее лицо словно окаменело, а затем она несколько раз кивнула и начала свой рассказ:
– Лелик так мечтал о машине, самой плохонькой… Клялся не пить… А мне предложили… предложили…
– Подменить мертвым ребенком живого, – закончил Вячеслав. – И вы подменили. Это было ночью. У вас хорошая репутация, вас никто не заподозрил бы в краже младенца и убийстве.
– Я не собиралась убивать, – завыла она. – Несколько суток ждала, когда мертвый родится… Однажды родился, но Чибис еще не… А когда родила, не было ребенка… чтобы подменить… И тут у этой… слабый… И как раз ночью… Бес попутал, я… так раскаиваюсь…
– А как же выкрутились? Разве врач не должен осмотреть новорожденного, засвидетельствовать смерть?
– Освидетельствовал. Это было сразу же… Да и что там осматривать? И так понятно – мамаша типичная алкоголичка, у таких либо уроды рождаются, либо слабые, бывает, день-два живут, и все. Я взялась отнести младенца… а сама спрятала его. И когда никого не было…