Этот добрый жестокий мир (сборник)
Шрифт:
— Борт «ТР-20», ответьте! Кто-нибудь, ответьте! Есть кто живой?!
Служебный отсек спасательного бота был еще меньше, чем пассажирский на грузовозе. Только Леон на правах раненого разместился с удобствами в медицинском боксе. Остальным пришлось лететь, не снимая скафандры, намертво пристегнутыми к узкой, тесной лавке. Зато здесь был иллюминатор. И это все компенсировало.
Энцелад провожал их ледяными фонтанами, превратившими черноту космоса в мерцающее серебро. Замерзшая водяная пыль, капли пока не виданного людьми океана взмывали на многие десятки
— Красиво, — не в силах смолчать, прошептала Айша Кортес.
— Да, мощно, — тут же откликнулся сидящий рядом Саня Колобков. — Узнать бы, на какой энергии оно работает.
— Корабль Предтеч, — подначил друга Янек Зен-гер.
— Почему бы нет? Каким фактам моя гипотеза противоречит?
Ольга Волева не прислушивалась к разговору, занятая собственными мыслями. Сегодня вечером она снова будет говорить с Инулькой!
— Ничего, когда-нибудь мы эту тайну разгадаем, — подытожил Саня.
И Энцелад согласился с ним, выстрелив в космос особенно яркой струей.
НИКА РАКИТИНА
ЗВЕЗДЫ НЕ СТРАШНЫЕ
«Открылась бездна, звезд полна»…
Михайло словно падал в пустоту, потому что Земля перестала быть центром мироздания, точкой отсчета, а становилась лишь капелькой на краю галактики, на краю бездны, от которой — а вовсе не от хмеля, — кружилась голова. И казалось, переступи — и тебя понесет вниз, сквозь обгоревшие стропила колокольни к этим звездам, широко раскинутым в зимней ночи.
— От же, олух царя небесного! Мало своей машиной адовой крышу нам пожег, так теперь навернуться вниз хочешь? Чтоб после весь Питер гуторил, как ты пьяный слетел с колокольни и ногу сломал? Ученый, сукин ты сын, прости господи, — прогудел дьяк густым певческим басом. Словно шмель, готовый сесть в ухо.
Падение прервалось, бездна оборотилась всего лишь пологом с небесными лампадами…
А сквозь времена и пространства от этой зимней ночи в пустыне под крылом самолета лежал другой человек, летчик, и глядел на рассыпанные по черноте африканские звезды. Самолет потерпел аварию, было неясно, удастся ли снова поднять его в небо. Но звезды почему-то не пугали. Антуан думал, что каждая из них похожа на колодец со скрипучим воротом и каждая даст напиться. Без воды в пустыне не выжить. Он облизывал пересохшие губы и надеялся, что утром на крылья самолета осядет роса… А в голове складывались слова новой сказки…
— Дедушка! Звезды такие страшные, колючие — как осколки шариков с елки. Совсем не такие, как дома. — Девочка лет шести указала пальчиком на экран, где титры старого фантастического фильма сменила картинка за бортом.
Антон Ломоносов протянул большую ладонь и погладил внучкины волосы.
— Не надо бояться, Машуня. Каждая звезда — как наше Солнце. Солнышко для нового мира, и совсем не страшное. И их бесконечно много. На одну елку, пожалуй, не поместятся.
— А ты летал туда, дед? — вытянула внучка шею, стараясь разглядеть как можно больше.
— Ага. И ты когда-нибудь полетишь, если захочешь. А пока мы летим в детский сад.
— На астероид?
Маша серьезно накрутила на палец
Антон кивнул.
— Один умный дяденька давным-давно сказал, что Земля для нас — это колыбель. Но нельзя же вечно оставаться в колыбели.
Маша захихикала. Дед не раз и не два рассказывал ей, как она умудрялась выбраться из коляски. Мама даже хотела установить силовое поле, но отец с дедом отговорили. Потому что нельзя мешать ребенку познавать мир. Впрочем, взрослым тоже не стоит в этом мешать. Характер портится.
А их кораблик между тем совершил разворот и пристыковался к астероиду рядом с горстью других таких же корабликов, похожих на разноцветные воздушные шарики. Старый звездолетчик помог внучке справиться с ремнями и подтолкнул к двери в шлюзовую камеру.
— Дед, — Маша покусала палец. — А ты мне вечером еще расскажешь о звездах?
— Обязательно.
— Как в том стихе, что дяденька придумал на колокольне? «Открылась бездна, звезд полна. Звездам числа несть, бездне дна», — звонко продекламировала внучка. — А он что, тогда упал?
Машуня оттолкнулась от пола и, повизгивая от восторга, закрутилась в невесомости.
— Нет, — звездолетчик улыбнулся, — он полетел.
АЛЕКСАНДРА ДАВЫДОВА
НЬААВЭЛ ТАННЬЯ [2]
Бело-фиолетовый довольный морж занимал всю парту. Массивным клыкам немного не хватило столешницы, поэтому они причудливо изгибались и заползали на стену. Благодаря этому зверь смотрелся как изображение то ли в духе средневековых бестиариев, где реальные твари соседствовали с мантикорами и василисками, то ли с афиши, повествующей о выступлении цирка уродов.
2
Ньаавэл таннья — «белая волна», название северного сияния по-юкагирски.
— Имаджинариум какой-то, — профессор Бойко кашлянул и поправил очки. Морж продолжал благодушно взирать на него, всем своим выражением морды и лучиками вокруг глаз демонстрируя солнечное летнее настроение.
За окном серели ранние декабрьские сумерки. Шел дождь со снегом.
— Я это… — нескладный студент-троечник Игорь Прохоров виновато переминался рядом. Он то и дело тянул себя за обтрепанные рукава свитера, то складывал на груди руки с широкими ладонями, то прятал их в карманы. — Я все вытру. Или покрашу. И стену тоже. Если надо.
В качестве ударного завершающего штриха в ластах морж сжимал тщательно прорисованную методичку по солнечно-земной физике.
— Игорь, — профессор оторвался от созерцания шедевра и, прищурившись, поднял глаза на собеседника. — Я не буду вдаваться в комментарии о художественной ценности объекта. И про то, когда и как привести стол в порядок, узнаете у заведующего матчастью. Я спрошу лишь одно: вам не кажется, что вы все-таки ошиблись с выбором специальности?
— Н-нет, — помотал головой Прохоров, успевший единожды уже схлопотать академ и ни разу не осиливший сдачу физических дисциплин с первого раза.