Евангелие любви
Шрифт:
– Наоборот, я хочу вам помочь. Ее когда-нибудь осматривали? Кто заключил, что она умственно отсталая? Не было ли осложнений при родах? Не употребляла ли мать наркотики и не вызвали ли они преждевременных родов? Необходимо разобраться в наследственном анамнезе.
Рис не изменился в лице.
– Роды прошли нормально. Что же по поводу наследственности, то сомневаюсь, чтобы в семье Джулии были какие-то патологии. В моей тоже нет. Я все отдал на откуп жене. Она общалась с врачами и с первых дней утверждала, что с Жюли что-то не в порядке. Поэтому ей так хочется родить второго ребенка.
– Сэр,
– Какую?
– Разрешите обследовать Жюли.
– Конечно, я согласен. – Президент тяжело вздохнул. – Ведь терять мне нечего. Что вы предполагаете обнаружить?
– К сожалению, ничего утешительного. По-моему, ваша дочь страдает аутизмом. Если это так, легче вам не станет, во всяком случае, сразу. И подобный диагноз не исправит отношения к дочери вашей жены. Но, в отличие от умственной отсталости, долгосрочные прогнозы на лечение аутизма и психических расстройств в наши дни весьма благоприятны. Я хочу ее тщательно обследовать. Возможно, я ошибаюсь, и она действительно умственно отсталая. Тесты дадут нам точный ответ.
– Отправлю дочь к вам в клинику в любое время.
Джошуа энергично покачал головой:
– Нет, сэр. Если не возражаете, я бы предпочел прислать сюда на пару дней мою невестку Марту. Таким образом, об обследовании никто не узнает, и мое участие в этом деле останется в тайне. Я не желаю наживаться на болезни дочери президента. Более того, если выяснится, что лечение может принести пользу, я не возьмусь за него сам, а дам вам фамилии надежных врачей.
– Вы не хотите лечить мою дочь?
– Не могу, сэр. Я клинический психолог, а не психиатр. Да, в две тысячи тридцать третьем году от Рождества Христова в моей профессии много общего с профессией психиатра, но я специалист по неврозам, а невроза у вашей дочери точно нет.
Президент проводил Кристиана до машины и тепло пожал ему руку:
– Спасибо, что приехали.
– Извините, что не очень сумел вам помочь.
– Вы очень помогли. Я сейчас говорю не о дочери. Общение с добрым, разумным человеком, который не преследует корыстных целей, редкое в моей жизни событие. Так что сегодняшний вечер мне надолго запомнится. Желаю вам успеха с вашей книгой и искренне считаю ее великолепной.
Президент стоял на ступенях и смотрел вслед удаляющейся машине, пока ее красные габаритные огни не скрылись за поворотом. Вот, значит, каков суррогатный мессия, сотворенный Джудит Кэрриол для исцеления людей третьего тысячелетия. Положа руку на сердце, Рис не мог утверждать, что проникся к нему безграничной симпатией. Он даже не почувствовал в нем его хваленой харизмы. Но что-то в нем все-таки было: доброжелательность, теплота, неподдельный интерес к людям. Настоящий мужчина. С характером. Ей-богу, с характером. Рис ухмыльнулся, стараясь представить, что за сцена произошла между его женой и этим неспособным на компромисс человеком. Однако скоро любопытство прошло.
Как же все-таки поступить с Джулией? До выборов всего два месяца, так что пока ничего предпринимать нельзя. Рис знал, что в истории были разведенные президенты. Один в конце двадцатого века развелся, пока был в Белом доме, и тем не менее его избрали на новый срок. Старина Гус – вот тот не делал ошибок на семейном фронте. Шестьдесят лет безупречного брака! Рис улыбнулся, но улыбка тут же потухла. Ох уж этот старый лис! Явившись в Вашингтон лет в двадцать с небольшим, он был явным провинциалом, но заглядывался на здешних женщин. В итоге выбрал жену сенатора Блэка Оливию, которая понравилась ему своей красотой, умом, организационным гением и вкусом к жизни в обществе. Гус просто увел ее у сенатора. У них все отлично сложилось, хотя та женщина была старше его на тринадцать лет. Оливия стала величайшей первой леди страны. Но за кулисами… это был настоящий кремень! Однако Рис не мог припомнить, чтобы Гус жаловался. Лев на публике, дома он превращался в покорную мышку. Гус, сделай то, Гус, не делай этого! Смерть Оливии его подкосила – сразу после похорон жены он уехал из Вашингтона в свой дом в Айову и через два месяца умер.
Да, Джулия – не Оливия Ром. Наверное, он слишком засиделся в холостяках. Еще два срока, и его президентство закончится. Сам он не хотел бы оставаться у руля больше одного срока. Хотел бы вернуться в свой красивый дом, приютившийся на предательских скалах Биг-Сур, который видел теперь так редко, жить там спокойно с дочерью и держать ее подальше от безумной толпы. Немного рыбачить. Гулять по мшистым, усыпанным листьями и иголками тропинкам. Представлять нимф за скалами и дриад в чаще. Курить сигары, пока легкие не станут такими же черными, как асфальт шоссе. И никогда в жизни больше не видеть Джулии.
– Черт, черт, черт, – шипела Джудит Кэрриол, врываясь в заваленный бумагами кабинет Моше Чейсена.
Сказать, что Чейсен был озадачен, значило ничего не сказать. Он был буквально потрясен. За все годы совместной работы Моше ни разу не видел свою начальницу в такой дикой ярости. Неподдельной ярости. Глаза ее метали молнии, она вся дрожала.
Моше сразу подумал о Джошуа Кристиане и операции под новым названием «Мессия». Что еще могло так пронять эту женщину?
– Что случилось?
– Этот проклятый идиот! – Она была настолько возмущена, что не могла подобрать более сильного определения. – Знаете, что он мне сделал?
– Нет, – ответил Чейсен, естественно, подумав о Гарольде Магнусе.
– Принял приглашение Тайбора Риса осмотреть его полоумную жену! Как это пришло ему в голову? Не сказав мне! Как он осмелился?
– Джудит, кто и что осмелился, что вы так кричите?
– Кем он себя возомнил, что считает вправе свалить в Белый дом, даже не сказав: «Привет, я приехал»? Что он такого сделал? Чем, я вас спрашиваю, прославился? Пропади все пропадом!
До Моше стало доходить, о чем она говорит.
– Так вы не о Кубла-Хане? Вы о Джошуа?
– О Джошуа, о ком же еще? Кто еще может быть таким не от мира сего?
– Господи! – Воображение Чейсена снова повернуло не в ту сторону, и он представил, что Кристиан пал жертвой несомненных прелестей первой леди. Всему Вашингтону известно, что эта дамочка шаловлива, но кому до этого дело? У всех публичных людей имеется своя ахиллесова пята. Так почему бы этой пятой не быть жене – она ничем не хуже, чем какая-то неизвестная женщина или, скажем, мужчина. Или кто угодно.