Евангелие любви
Шрифт:
– Меня волнует одно – достучаться до людей. Надеюсь, Боб Смит прочитал мою книгу.
– Надеюсь, что нет. – Джудит доподлинно знала, что ведущий шоу не открывал книги ее подопечного. – Вы ему сами расскажете о неврозах тысячелетия. Нет ничего утомительнее, чем слушать двух осведомленных людей, задающих друг другу профессиональные вопросы. Слишком многое только подразумевается, слишком многое недоговаривается.
– Вы правы. Я об этом не подумал.
– Теперь будете знать. – Джудит сплела свои пальцы с его, прижала ладонь к его ладони и улыбнулась. – О, Джошуа, как я рада вас видеть!
Он не ответил, откинулся на спинку сиденья, закрыл глаза и отдался радостному ощущению летящего по воздуху
Серьезные ток-шоу отошли в прошлое. Так же как и серьезные экранизации. В ходу были музыкальные программы, классика и развлекательные исторические передачи. Шекспир и Мольер были в моде. Даже хваленые шоу Бенджамена Стейнфельда и Доминика д’Эсте были серьезными лишь постольку, поскольку имели целью коснуться вопросов современности. Но строились они так, чтобы не огорчить и не вызвать раздражение зрителей. Все медийные средства были заточены на то, чтобы минимизировать травму и не ставить острых вопросов. Особенно в этом усердствовало телевидение, где в основном острили, шутили, пели и плясали.
Программа «Вечер с Бобом Смитом» начиналась в девять и продолжалась два часа, и несмотря на то что шла уже пятнадцать лет, по-прежнему собирала большую аудиторию. С момента, когда в объектив попадало свежее веснушчатое лицо Боба со светло-рыжими волосами и улыбкой от уха до уха, разворачивалось феерическое действо: розыгрыши, скетчи, яркие гости, песни, танцы и снова яркие гости.
Формат программы был придуман задолго до рождения Боба Смита. Непринужденно остроумный привлекательный ведущий и его неутомимый, многострадальный помощник, открывающий монолог, гость номер один, песни, танцы, гость номер два, юмористический скетч, гость номер три, песни, танцы и так далее.
Гостей получалось от четырех до восьми, в зависимости от того, как их принимал сам Боб Смит и публика в студии. Он был непревзойденным мастером, если требовалось прервать приглашенного, и умело мариновал последних страждущих в артистической уборной, так называемой зеленой комнате, потому что считал, что гость лучше дозревает, если все находятся вместе.
Ведущего по-настоящему звали не Бобом Смитом, а Гаем Пизано, и свое веснушчатое мальчишеское лицо он унаследовал от какого-то вестгота, который в девятнадцатом веке перешел перевал Бреннер и направился дальше, в Калабрию. Творческая группа канала окрестила его так, потому что Боб – самое распространенное имя, а Смит – самая распространенная фамилия. Новое имя не вызывало ассоциаций с какой-либо нацией или вероисповеданием и олицетворяло человека из толпы. Его подручным был Мэннинг Крофт (на самом деле Отис Грин). Изысканно одетый пикантный темнокожий, развязный, вечно хандрящий, он знал свое место в программе и никогда не выходил за рамки предписанного, хотя в душе надеялся, что однажды обзаведется собственным шоу.
Эндрю мудро поступил, посоветовав брату не смотреть передачу. Если бы Джошуа познакомился с шоу, он мог бы отменить рекламный тур, остался бы мирно заниматься своей клиникой в Холломене, предоставив написанным им и Люси Греко словам самим дойти до масс, которым он так жаждал помочь. Хотя все зависит от точки зрения, и в свете того, что случилось дальше, совет Эндрю мог оказаться отнюдь не мудрым. Джошуа ехал с Джудит Кэрриол с вертолетной площадки Атланты в большом черном автомобиле и не ведал, что ему уготовано. Их целью была студия Эн-би-си на Перчтри-стрит – многоэтажное здание из розового зеркального стекла, расположенное в грандиозном комплексе, где также располагались Си-би-эс, Эй-би-си, Метромедиа и Пи-би-си.
Программа «Вечер с Бобом Смитом» занимала в студии два этажа северного крыла. В вестибюле доктора Кристиана вежливо встретила небрежно одетая девушка, объяснившая, что она одна из пятнадцати ассистенток и помощниц продюсера шоу. Они поднялись на тринадцатый этаж и стали плутать по темным коридорам. Джошуа и Джудит послушно шли за провожатой и слышали, как она что-то говорила в планшет, который несла в руке.
Наконец немногим более чем за час до записи шоу Кристиан и Кэрриол оказались в зеленой комнате. Позже Джошуа станет знатоком таких помещений и будет вспоминать его как самое удобное и сделанное с самым большим вкусом. Большие удобные кресла мебельной фирмы «Виддикомб», повсюду расставлены кофейные столики, на них вазы с только что срезанными цветами. В комнате не меньше шести мониторов – чтобы с каждого кресла был виден экран. У одной стены небольшой бар с зеркалами, за стойкой смазливая девушка в униформе. Кристиан отказался от всего, кроме кофе, опустился в первое попавшееся кресло и обвел глазами помещение с интересом человека, занимающегося убранством и внутренним дизайном домов.
– Почему мне здесь хочется говорить шепотом? – спросил он Джудит с нескрываемым удивлением.
– Здесь святая святых, – ответила она с улыбкой.
– О да. – Он огляделся, но уже по-другому. – Здесь, кроме нас, никого нет.
– Потому что вы первый гость. Первого гостя заставляют ждать выхода не меньше часа. Наберитесь терпения, остальные подойдут.
И они подошли. Появление других гостей стало для Джошуа интереснейшим уроком. Все явились с сопровождающими, некоторые с целой свитой, и по тому, как среди присутствующих вдруг пробегала искра любопытства к вновь прибывающим, среди них были весьма знаменитые. Люди здесь знали себе цену, их окружал звездный ореол, в отличие от простых смертных, следящих за ними на экранах телевизоров у себя дома. Друг с другом не общались, разговаривали только с теми, с кем пришли. Но взгляды на других бросали и держали ушки на макушке, стараясь уловить обрывки фраз. Нервно жестикулировали, барабанили пальцами по столам, словно не знали, куда их деть. Во всех чувствовалось какое-то виноватое превосходство и легкая тень страха. Эти программы, заключил Кристиан, были для собравшихся чрезвычайно важны.
За полчаса до начала шоу появилась еще одна юная помощница продюсера и пригласила Кристиана, как она выразилась, на макияж. Он послушно отправился за ней, а Джудит при этом с победным видом обвела глазами остальных, отчего все почему-то почувствовали себя немного не в своей тарелке.
Сидя в зубоврачебном кресле, Джошуа ощутил себя бородавкой или жировиком, а пожилой гример в это время что-то бормотал себе под нос об угрях и крупных порах, продолжая покрывать позолотой эту отчаянно бесперспективную лилию.
– Имбирный пряник, – внезапно сказал Кристиан.
Руки гримера замерли; он посмотрел на него в зеркало, точно в первый раз признав в предмете своих стараний человека.
– Имбирный пряник? – эхом отозвался он.
– Я пытался представить себя лилией, – объяснил Джошуа, – но это слишком смешно. Лилией я никак не могу быть – слишком много приходится работать. А вот имбирным пряником пожалуй.
Гример пожал плечами, потерял интерес к сознанию, таящемуся под покровом обрабатываемого им лба, и постарался побыстрее закончить с чудаковатым гостем.
– Все, док! – Жестом фокусника он сдернул с Джошуа простыню.
Тот иронически посмотрел на себя в зеркало: на десять лет моложе, кожа намного глаже, мешков под глазами нет, сами глаза каким-то таинственным образом стали казаться больше.
– Тридцать лет вместо сорока. Спасибо, – поблагодарил он и с очередной, уже третьей провожатой углубился в сплетение коридоров. Вернувшись в зеленую комнату, опустился в кресло и повернулся к Джудит: – Много лет так не радовался себе.
Она одобрительно посмотрела на него.