Евангелие Люцифера
Шрифт:
— А если?
— В камерах нет оружия, ножей, даже бритвенных лезвий.
— Сколько человек дежурило в ту ночь?
— Три группы. Восемнадцать вооруженных мужчин. Двое в коридоре. Четверо в дежурной комнате. Шестеро во дворе. Шестеро на улице.
— Мог ли кто-нибудь суметь пройти мимо всех охранников, войти в запертые камеры, убить монахов, снова запереть двери и исчезнуть?
— Нет.
— Тогда это значит, что охранники были соучастниками?
— Ни в коем случае! Проверенные, надежные люди.
— Профессионалы?
— Самые лучшие.
— Каждого наемника можно купить…
— Только не моих!
— …если заплатить побольше.
— Я предпочитаю пропустить оскорбление мимо ушей.
— Их допросили?
— Конечно. Все, кто дежурил сегодня ночью, на местах. Если бы они участвовали в убийствах, уже давно сбежали бы.
— Если только не остались, чтобы на них как раз не подумали.
— Вы не просто подозрительны. У вас слишком бурная фантазия.
— Когда наступила смерть?
— По предварительному заключению врача, все умерли с пяти до половины шестого утра.
— На рассвете, — сказал К. К. — В это время дракулианцы обычно отнимают жизнь у своих жертв. На рассвете или в сумерках на исходе дня.
В череде охранников, врачей и полицейских был один человек, который резко отличался от остальных.
Крупных размеров, с лысеющей головой, в белой рубашке и синем галстуке с монограммой. Несмотря на толстый живот, редкие волосы и круги пота под мышками, он напоминал хулиганистого мальчишку, который забрался в построенный в буковой кроне деревянный домик и оттуда планировал налет на соседние участки.
— Марк! — окликнул его К. К.
Марк задыхался и двигался рывками, чем походил на фигурку из узкопленочного фильма, пленка которого застревала в кинопроекторе. Обернувшись и обнаружив К. К. через толстые стекла очков, он так и засиял во всем своем добродушии. Можно было подумать, что резня его никак не касалась.
— Это Бьорн, — представил меня К. К., — Бьорн Белтэ.
— А! Археолог! Человек с манускриптом! — Марк встретил мой взгляд с обезоруживающей улыбкой и взял меня за руку. — Маркус Вандерлейден Третий. Все зовут меня Марк, просто Марк. Моего деда назвали в честь Марка Аврелия. Знаешь такого? Это император? Marcus Aurelius Antonius Augustus! — Он провозгласил это имя так громко и торжественно, что привлек по-утреннему недовольные взгляды нескольких охранников. — Что касается «Третьего», обвинять меня не надо. Мой отец — сноб. Единственная причина, по которой меня назвали в честь деда и отца, была та, что он мечтал иметь сына по имени Маркус Вандерлейден — проклятие! — Третий. Как король или кто там еще. Они надеялись, что я унаследую банк. И тогда я встряхнул это чертово благородное генеалогическое древо от самых его снобистских корней до аристократической кроны, приступив к изучению международной политики, а затем внедрившись в сферу государственного управления. Они до сих пор не отошли от шока. Вот я и рассказал свою биографию в самом сжатом очерке.
— Что вы здесь делаете?
— Здесь? Здесь, в тюрьме? Здесь, в Риме?
— Марк входит в мой штаб, — сказал К. К. — Он…
Громкий крик прервал К. К.:
— Мистер Коллинз!
Начальник охраны поманил К. К., и они вошли в камеру Примипила.
— Так что же вы делаете в тюрьме?
— Хороший вопрос. Дьявольски хороший вопрос. Какого черта делаю я здесь? — Он остановился, размышляя, как будто вопрос касался загадки Вселенной. Потом он как бы пришел в себя. — Я вам кое-что покажу.
Он потянул меня в первую камеру.
Монах с большим носом спал мирным сном в луже застывшей крови. Обнаженный. Окровавленный. Белый. Он казался ненастоящим, как будто его тело заменили куклой.
На стенах кровь. Впечатление ужасное. Поэтому на слово я обратил внимание только тогда, когда проследил за взглядом Марка.
На стене кто-то нарисовал трикветр и кровью написал большими рукописными буквами:
SFANT
Я почувствовал ужас и отвращение.
Кто написал его? Монах перед смертью? Убийца?
— Подобные слова написаны во всех камерах, — сказал Марк.
— Что написано в других камерах?
— Не знаю. Разные слова.
— Что это значит?
— Мы еще не знаем. Сначала надо перевести. Мы думаем, что это по-румынски. Монахи написали какое-то сообщение своей кровью и умерли.
— Зачем?
— Для всех дракулианцев написанное кровью имеет сакральное значение. Кровь священна. Если написать сообщение кровью многих умирающих, то это придаст особую силу молитве. Точно так же у христиан молитва всей собравшейся общины, по-видимому, имеет особый вес у Бога. Идем!
Во второй камере монах лежал лицом к двери, как будто ему больше всего хотелось увидеть реакцию тех, кто войдет. На лице жуткая гримаса: глаза широко раскрыты, губы оттянуты назад, зубы обнажены. На стене он написал:
SANGE
Под буквами и трикветром стекавшая кровь застыла темно-красными полосами.
— Ужасно, правда? — прошептал Марк.
— Сначала sfant. Теперь sange. Их монастырь называется Sfant sange.
— Так оно и есть. По-румынски это значит примерно «святая кровь».
Только камера Примипила была недоступна, там работали техники. Марк и я записали разные слова, переходя из камеры в камеру. В конце концов мы получили такой список слов:
SFANT SANGE MAESTRU SATANA
DORMI CADAVRU PIRAMIDA TREZI
HARGA-ME-GIDDO-DOM
— О чем тебе говорят эти слова? — спросил Марк.
— Не очень о многом, если не считать «святой крови». Я предполагаю, что Satana —это Сатана. Harma-me-giddo-domозначает «Судный день», Армагеддон.
«Но почему именно эти, на первый взгляд бессмысленные, слова?» — подумал я. Почему они не написали, кто их убил? Этот вопрос дал толчок внезапному и дикому предположению. Против своего желания я понял, что произошло. Я взглянул на Марка:
— Вы ведь тоже поняли, что произошло?
— А вы?
— Думаю, что понял.
— Нам надо поговорить. Можем мы встретиться в посольстве через несколько часов?
— В посольстве?
— Я там работаю.
— Вы дипломат?