Евангелие от Крэга
Шрифт:
— Да видно, уже обиделась — залетела на миг, нацарапала что-то на кружалах своих и больше глаз не кажет.
— Ну, забежит снова — отдашь, — деланно-равнодушным тоном проговорил он и сам подивился тому усилию, с которым он подделывал это равнодушие.
А у аманта в доме его первым делом встретил смуглый носик Завулони, высунувшийся из зеленой бахромы:
— Ну что? Продали?
Он понял, что она имеет в виду себя.
— Никак нет, — шепнул он, легонечко прихватывая ее нос двумя пальцами. Не быть тебе невестой. Брысь!
Она шутя цапнула его руку острыми зубками и, повизгивая от радости, легко умчалась куда-то в глубину дома.
Амант выслушал его доклад
— Внакладе-то ты не остался?
Харр пожал плечами — со здешними ценами он еще не освоился и поэтому не знал, на сколько потянут те голубые наменяные монетки, которые уцелели после расчета с Ласонькой.
— Ладно. Запомню, — противу ожидания, амант с наградой решил, видно, повременить. — Когда вдругорядь соберешься?
Харр не ожидал такой прыти, но аманта, похоже, всерьез занимали перспективы сватовства.
— Только не начальником стражи, — сказал он неопределенно. — А то обрядили меня, точно обормота балаганного…
Амант весело заржал:
— Так это ж для того, чтобы за тобой легче присматривать было! И девку, чай, приставили к тебе ненасытную. Что, не так?
— Так-то оно так, да я приладил ее к одному престарелому, пятки чесать.
Иддс изогнул брови с неподдельным уважением:
— Да ну? А вот я б не пренебрег.
— Долг сполнять было надо, про женихов выведывать! — слегка заврался Харр, но амант этого не прочувствовал.
— Сказал — запомню. Так когда?..
— Дай со своей-то побаловаться… И про долг паладина не забыть.
Но Мадинька не пришла ни на другой день, ни на третий. Харр, наплевший стеновому про то, что надо-де хорошенько проверить городскую стражу, принялся бродить по улочкам, стараясь по каким-нибудь приметам отыскать дом рокотанщика. Наконец ему повезло ~ чуткое ухо менестреля уловило дребезжащий перебор ненастроенных струн.
Круглое строение с окнами в один уровень было, однако, слишком высоко, чтобы забраться на крышу; по всей вероятности, высоту эту увеличивало ограждение, превышающее человеческий рост, сложенное из зелененых кирпичиков с частыми просветами, в который, впрочем, едва ли могла протиснуться детская рука. Из этих дырок, щетинясь, лезла темная колючая зелень. Окна, перечеркнутые крест-накрест золочеными прутьями, тоже были недоступны, а дверей — Харр обошел странный дом дважды — и вообще не наблюдалось. Ощущение подозрительной настороженности усиливала торчащая из середины крыши башенка с совсем уже узенькими прорезями — в такие только одним глазом и глядеть возможно. Зато ни копье, ни стрела не достанет того, кто был внутри.
Не иначе как старый хрыч в глубоком детстве пережил нешуточную осаду, да так и остался на всю жизнь от страху пыльным мешком трахнутый.
Харр обошел негостеприимный дом еще раз, но глядя уже не на него, а на расположенные поблизости строения. Одно здание, с виду совсем нежилое, судя по полному отсутствию зелени в окнах, ему положительно приглянулось это была замысловатая башня, верхушкой своей возвышавшаяся над всеми окрестными домами, не больно-то широкая в своем основании. Вьющиеся спиралью оконца указывали на винтовую лестницу с некрутыми ступенями, а вот на верхушке, как нашлепка, на высунувшихся веером здоровенных балках располагалось жилое и довольно просторное помещение с пустыми прорехами окон. Дверь была притиснута здоровенными досками крест-накрест, в прилестничные оконца не протиснешься — а жаль, домик-башенка очень и очень подошел бы прямо сейчас. Но не ломиться же!
Пока он исследовал сей гипотетический наблюдательный
— Эй, уважаемая!.. — окликнул ее Харр, и она медленно, словно через силу, обернулась.
За эти несколько дней она умудрилась так исхудать, что от смуглого прелестного личика, почитай, ничего и не осталось — блеклая серая тень, обрамленная серыми же крыльями ветхого покрывала. И только огромные золотые глаза лучились тревожным светом, перебегая с одного предмета на другой, точно пытаясь отыскать ответ на какой-то неразрешимый вопрос.
— Махида тебя заждалась, — проговорил Харр, покашливая, лишь бы что-нибудь сказать.
Глаза заметались еще беспокойнее.
— Да не бойся ты меня, не хочешь — не трону, — еще тише буркнул он.
Бесцветные губы неслышно шевельнулись.
— Не желаешь со мной говорить — Махиде поплачься, подружки как-никак, пробормотал он, от собственного бессвязного лепета уже заходясь бешенством. — Да уйду я с караваном через пару дней! Не будет меня!
— Не знаю… — различил он наконец едва уловимый шелест. — Я ничего не знаю… Я хочу узнать… Но ведь и ты не знаешь?..
Ничего не понимая, он невольно сделал шаг вперед, но она тут же отступила в глубь своей затейливой двери, и та сразу же поднялась, став прежним окном. Харр еще некоторое время стоял, тупо глядя, как затихает шевеление потревоженной зелени за скользнувшей на место решеткой, потом в сердцах плюнул и пошел прочь, поминая собственную родительницу вкупе со всеми строфионами, джаяхуудлами и смрадными секосоями родимой Тихри. И только отойдя шагов на сто, он переключился на непорочных дев со всем их чадолюбием и недотрожеством.
Иддс, к которому он ввалился еще весь встрепанный, даже не поинтересовался причиной такого поспешного изменения в его планах и тем более — необъяснимой сменой настроения, а только предупредил, что на сей раз путь будет неблизким — идти придется в Серогорский стан за железами, потому как в двух ночных схватках с подкоряжниками у некоторых стражей оружие совсем пришло в негодность.
«Да и было-то оно хреновато», — чуть не брякнул Харр, но сдержался.
Собрались на третий день, и путь в самом деле оказался непростым — сперва дошли до уже знакомого Межозерья, а там пришлось задержаться и изрядно потрясти мошной: во-первых, притомившихся горбаней сменить на свежих (своих же зелогривских, еще не съеденных, а томящихся в стойлах) — приплатили, правда, немного; больше ушло на ведуна, что ветер заговорил, да на кормщика, подогнавшего к становому причалу здоровый, ладно связанный плот. На мокрые бревна завели оскальзывающихся горбаней, нагруженных самым различным товаром (вестников из Серостанья не было, так что пришлось все брать наугад), и, отталкиваясь шестами, повели плот вдоль пологого берега и далее, к выходу из бухточки. Заговоренная вода была тиха и сонлива, и только пенный бурун взрезал зеленоватую гладь и, очертив плавную дугу, замер прямо перед плотом; Харр сразу углядел змеиную головку и загнутый, точно рог, хвостовой коготь уже знакомого ему плавунца.