Евангелие от Тимофея. Клинки максаров. Бастионы Дита
Шрифт:
Однако этот шабаш был лишь прелюдией к чему-то иному – неотвратимо и страшно наваливающемуся на нас. В совершенном отчаянии я подставил под эту проламывающую время и пространство могильную плиту все те недавно открывшиеся во мне непостижимые силы. Ни единая песчинка не коснулась меня, но телесные ощущения были почти такими же, как и в момент схватки с сияющим призраком – меня опять пытались протащить через отверстие куда более узкое, чем бутылочное горлышко. Я терпел, боролся, но сопротивлялось этому вовсе не мое тело и даже не разум, а нечто совсем иное, что я ощущал в себе как злобное, черное, распирающее весь мой внутренний мир торжество – алчность дракона, оргазм беса, триумф воцаряющегося сатаны.
А
…но тут же взорвалось своей избыточной, доведенной до последнего предела мощью.
Удар Звука был так силен, а главное, так близок, что на какое-то время я совершенно утратил способность соображать и только тупо наблюдал, как в нескольких метрах от моих ног черная болотная жижа сметает бесплодную бугристую равнину и с невероятной скоростью распространяется в стороны и вдаль. Пахнущие гнилью ручейки, словно щупальца возникшего из ничего спрута, уже устремились к нам.
Сокрушение, всей своей силой едва не накрывшее нас, свершилось, и, как ни странно, мы уцелели.
Кто-то тронул меня за плечо, и я покосился в ту сторону. Хавр что-то беззвучно говорил, указывая на лежавшую без сознания Ирлеф. Я покачал головой и дотронулся пальцем до своего правого уха. Сочувственно кивнув, он заговорил снова, и скоро до меня, словно издали, стали доходить едва различимые слова.
– …Чудом не пропали. Еще чуть-чуть, и нашей Ирлеф пришлось бы преподавать Заветы властелинам Изнанки… А ты молодец. Одному мне ни за что бы не справиться. Видно, Предвечные даровали тебе часть своей силы… И если это действительно так, скоро ты превзойдешь любого из моей родни.
– О чем вы? Какая сила? – Ирлеф очнулась.
– Сильно шарахнуло нас, говорю, – Хавр повысил голос. – Так близко от границы Сокрушения я еще не оказывался. Едва носа не лишился.
– Это вы, кажется, Хлябью называете? – поинтересовался я, тронув ногой грязь, уже начавшую по краям засыхать.
– Хлябью, – подтвердил Хавр. – Да только Хлябь разная бывает. В какой-то и жить можно, а другая опаснее Одурника окажется.
– Куда же нам от этой Хляби деваться?
– Можно, конечно, назад через Переправу вернуться и переждать, да что толку… Если тут зараза есть, мы ее уже подхватили. А ядовитых гадов и перевертней вроде не видно. Глубина шутейная, – он бросил в болото камень. – Пойдем напрямик. Зачем зря время терять.
– Пойдем, – эхом повторила Ирлеф. – Куда пойдем? Зачем? Что, спрашивается, полезного мы успели узнать? Что златобронники ненавидят нас? Что Окаянный Край разорен? Что Переправа – это мост из пустоты? Все это давно известно или не представляет никакого интереса. Где твои соглядатаи, о которых ты так много говорил на Сходках?
– Эх! – Хавр с досадой махнул рукой. – Ты опять о своем. Я же не могу знать все, что происходит в такой дали от Дита. Когда я говорил о соглядатаях, они были живы-здоровы, а теперь могли уже и дух испустить. Сама видишь, что здесь творится. Там, где вчера деревня стояла, сегодня мох растет.
– Неужели ни одного не осталось?
– Почему я должен перед тобой оправдываться? – взъярился вдруг Хавр. – Отчет я дам в надлежащее время Сходке. А ты можешь высказать там свое особое мнение.
– Боюсь, что ни меня, ни моего особого мнения на Сходке уже не дождутся, – печально сказала Ирлеф.
– Никто тебя сюда не гнал. Сама полезла. Понимаешь теперь, что зря?
– Нет, как раз и не зря. – Слова эти прозвучали весьма многозначительно.
Болотная жижа едва доходила нам до щиколоток, а под ней было хоть и осклизлое, но вполне надежное дно.
– Гнус, – озабоченно сказал Хавр, махая перед лицом пятерней. – Гнус из Хлябей…
– Ну, если нам еще и гнуса бояться… – начал было я, но Хавр не дал мне договорить.
– Это совсем не тот гнус… Помнишь мои слова? «Да не пожрет нас гнус из Хлябей и Пустошь не побьет камнями». Их мой отец любил повторять. Заклинание такое есть. А в заклинании каждое слово значение имеет.
– Как же, интересно, эта мошкара может нас пожрать? – Я ухватил рукой горсть роящихся насекомых. Были они хоть и крошечные, но плотные, словно маковые зернышки.
– Боюсь, в опасную переделку мы попали, – продолжал зловеще вещать Хавр. – Как только этого гнуса побольше соберется, тут такое начнется! Завязывайте, пока не поздно, носы и рты. Глаза зажмурьте. Да и уши не помешает чем-нибудь заткнуть.
– Как же мы тогда пойдем? – удивилась Ирлеф.
– На ощупь, любезная, на ощупь. Как слепые ходят. Друг за дружку цепляйтесь, а я у вас поводырем буду. – От куста, торчавшего из болота, он отломил длинный толстый прут.
– Если это твоя очередная идиотская шутка, пеняй на себя, – предупредил я. – Или этим самым гнусом, или этой грязью я тебя точно накормлю.
Но Хавр так суетился, что даже не обратил внимания на мои слова. Уступая его понуканиям, мы плотно обвязали платками носы и рты, сразу став похожими на разбойников с большой дороги, а уши заткнули надерганной из подкладки ветошью. Все эти предосторожности я воспринимал как блажь Хавра. Мне ли, только что переборовшему Страшное Сокрушение и вырвавшемуся из лап сверхъестественного существа, было бояться какого-то гнуса.
А он тем временем стягивал силы со всего болота. Не обращая внимания на строгое предупреждение Хавра, я не закрывал глаз и едва не поплатился за это. Масса насекомых, очевидно, достигшая минимального предела, необходимого для атаки на крупное существо, как миллионы крошечных дробинок, отовсюду устремилась к нам. Со стороны эта внезапная атака должна была напоминать взрыв, происшедший наоборот – рассеянные в пространстве мельчайшие частицы разом рванулись к центру, образуя единое целое, ядром которого оказались наши бедные головы. Насекомые копошились в волосах и на ресницах, сыпались за воротник. Без сомнения, главной целью этих крошечных камикадзе были наши органы дыхания. Несмотря на платок и плотно сжатые губы, гнус уже хрустел на зубах. Нос я едва успел зажать пальцами. Если бы не заранее принятые меры, эти твари давно бы забили плотной пробкой своих тел не только мое горло, но и легкие. Любое живое существо, случайно забредшее в эти топи, и вдобавок лишенное рук или хобота, было обречено на смерть от удушья. Только зачем это нужно гнусу? Неужели эти свирепые крошки могут питаться мясом?
Едва мы ощутили под ногами твердую почву (на каждом из нас к тому времени висело уже по нескольку килограммов мошкары), как крылатые твари сразу утратили свою бешеную активность и стали отваливаться целыми комьями. Почувствовав, что лицо полностью очистилось, я разлепил глаза и успел рассмотреть, как серая туча убирается восвояси, бесследно рассеиваясь среди топи. Мы еще долго отряхивались, откашливались и отплевывались, прежде чем вновь обрели возможность свободно дышать, говорить и слышать.