Евангелие от зверя
Шрифт:
Машина Сергея выезжала задним ходом со двора, сопровождаемая громким и противным синтезированным голосом: «Пожалуйста, осторожнее, моя машина едет назад! Пожалуйста, осторожнее, моя машина…»
Тарас зашел с левой стороны и точным движением повернул и выдернул ключ зажигания.
Тарас улыбнулся, радуясь ее настроению, ответил тем же, но глубже и мощнее, так что отозвались стаканы и рюмки в буфете:
— 3-дрра-а-а-во-о-о!..
Она округлила глаза, ахнула, засмеялась.
— Как здорово! Внутри все задрожало! Я так не смогу.
— Все равно похоже. Это звуковая
— Шутишь, — не поверила Тоня.
— Я же не болею, — привел он веский аргумент.
— Тогда я тоже попробую. — Она откашлялась (господи, какая же ты непосредственная, милая, желанная! Он замер, вбирая сердцем ее прелестный образ) и пропела:
— Здрра-а-а-во-о-о… жи-и-и-во-о-о… до-о-обрроо-о…
Прислушалась к себе, приподняла брови.
— Щекотно… внутри… и сердце бьется… так надо?
Он очнулся, засмеялся, схватил ее в охапку, совсем не думавшую сопротивляться, закружил по комнате и поставил на пол. Отступил на шаг, склонив голову и спрятав руки за спину.
— Прошу прощения, моя принцесса. Готов понести наказание за вольность
Тоня задумчиво посмотрела на него, подступила вплотную, подняла голову; она была ниже, и лица их оказались совсем рядом.
— Ты не сделаешь ничего… без моего разрешения?
Он понял. Поклялся:
— Ничего, моя принцесса!
— Дай слово не торопиться.
— Даю слово!
— И дай мне время подумать, разобраться во всем. — в тебе, в себе самой. Я не хочу начинать новую жизнь с ошибки.
— Согласен, моя принцесса.
— И прекрати называть меня принцессой!
— Слушаюсь, Антонина Антоновна!
Она засмеялась, он тоже, и Тоня убежала в душевую комнату. А он остался, продолжая улыбаться, чувствуя желание жить и строить «новую жизнь» в соответствии с изменившимися обстоятельствами. В памяти всплыли строки знаменитого стихотворения Некрасова:
Замолкни, Муза мести и печали! Я сон чужой тревожить не хочу…Хотя Тарасу не меньше нравились и другие:
Волшебный луч любви и возрождения! Я звал тебя — во сне и наяву.Он невольно оглянулся на дверь, за которой скрылось юное создание, еще не изведавшее любви. Может быть, Елисей Юрьевич отчасти прав, не желая связываться с бандитами, убившими его близких и пытавшимися убить его самого. В принципе, никакая ответная акция воскресить их не сможет. Но ведь и поэт опирался на какие-то моральные принципы, утверждая:
Той бездны сам я не хотел бы видеть, Которую ты можешь осветить…
То сердце не научится любить, Которое устало ненавидеть…
Он включил тихую музыку: под гитарные перезвоны пел романс Юрий Лоза — и выбрался
— Антонина Антоновна, ау!
Девушка изумленно оглянулась.
— Ты?! Но я же видела тебя… там… как это у тебя получается?!
— Тебе показалось. — Он не выдержал и фыркнул. — Успокойся, я не колдун и не маг, просто умею двигаться быстро. Займись завтраком. Все необходимое найдешь на кухне, в холодильнике.
Он скрылся в душе, умылся, побрился и вышел, уже одетый в светло-серый костюм, белую льняную рубашку с вышивкой, серые туфли. День обещал быть теплым и даже солнечным, пора было переходить на весенне-летнюю форму одежды.
Завтрак был уже готов.
На столе стоял салат из свежих овощей, дымились тарелки с манной кашей, а на плите шипела сковородка с омлетом. Тоня, разрумянившаяся от тепла, в Оксанином фартучке, с ножом в одной руке и батоном хлеба в другой посмотрела на него вопросительно и тревожно.
— Ты бутерброды с колбасой по утрам ешь? Я в холодильнике не нашла…
— Я вообще мяса не ем, — успокоил ее Тарас принюхиваясь. — Люблю омлет… и кашу тоже.
— Правда? — обрадовалась девушка. — Я обожаю жидкую манную кашу! Мама ее часто готовила… — Она умолкла, съежилась, как от удара, лицо застыло, глаза потемнели. Это длилось несколько секунд. Затем с большим усилием, проглотив слезы и боль, Тоня закончила шепотом: — Вот я и приготовила…
Тарас подошел к ней, обнял, чувствуя, как она вздрагивает, пытаясь удержать слезы, справиться с собой, передал ей бесконечно мягкий и доброжелательный импульс, погладил по плечам, по спине, успокаивая. Тоня замерла, вздохнула горестно пару раз и расслабилась. Проговорила виновато, касаясь губами его груди:
— Я думала — умру… без мамы и папы… было так плохо… жить не хотелось! Если бы не дядя Елисей… и не ты…
— Ничего, все будет хорошо, малыш, — сказал Тарас. — Я с тобой.
Потом они завтракали в молчании, но приступ горя уже прошел, и Тоня чуть оживилась, осветленная энергопотоком, к которому подсоединил ее Тарас. Дом его стоял в месте выхода положительной энергии земли, что намного увеличивало жизненный потенциал живущих в нем людей.
— Что мы будем делать сегодня? — спросила девушка.
— О, планов у нас — громадьё, — отозвался он, допивая смородиновый кисель. — Сначала съездим в больницу, навестим моего племянника и друга Марата. Он классный теннисист и хороший парень, тебе понравится.
— А что с ним?
— Попал в аварию, руку поломал, — не стал говорить всей правды Тарас. — Потом съездим в Суриковский художественный институт, выясним, когда там начинаются приемные экзамены и что нужно Для поступления. Не уверен, что мы туда поступим, институт это протекционный, но попробовать стоит.