Евангелие от зверя
Шрифт:
— Взламывание секретных файлов Хроник не есть этически идеальное деяние.
— Да плевать я хотел на этику Хранителей, — махнул рукой Дмитрий. — Все они старые пердуны и тоже близки к тому, чтобы исчезнуть, как Аморфы…
С того разговора и началась размолвка между учителем и учеником, выбравшим свой путь к самореализации. К сожалению, темный путь. Вскоре Дмитрий ушел и оказался уже в стане тех, кто шел к абсолютной власти на Земле, не считаясь ни с чем и ни с кем…
Елисей Юрьевич отогнал неприятные воспоминания, сосредоточился на вхождении в регулируемый и контролируемый
Дэванагари — праязыка, с которого начинался метаязык разумных существ на Земле, обрела необходимое духовное обоснование. Только зная все восемнадцать Ключей смысла и семантические поля метаязыка, можно было перейти на другой уровень иерархии Круга и стать адептом, не доступным для физических методов устранения.
Однако он не успел создать «истинный крест пространства и времени», дающий защиту на время отключения сознания, кто-то позвонил в дверь. Елисей Юрьевич не сразу сообразил, что звонят ему. Запустил «щупальце узнавания», обшаривая им лестничную площадку, лифт и весь дом. Вздохнул даже с каким-то разочарованием: гость был один и особой угрозы не представлял, хотя и работал на секретный отдел службы.
Елисей Юрьевич открыл дверь.
Перед ним стоял полковник Гольдин, начальник Управления собственной безопасности ФСБ. Елисей Юрьевич встречался с ним пару раз на совещаниях, однако не относил его ни к числу своих друзей, ни к числу недоброжелателей и вообще не питал к нему каких-либо определенных чувств. Полковник имел репутацию зануды и классного преферансиста, которого было трудно обыграть не только в силу опыта, но и в силу специфического образования: в свое время Станислав Гольдин закончил мехмат Казанского университета и слыл прекрасным математиком.
— Один? — спросил он, кивая на прихожую; полковник со всеми коллегами разговаривал на «ты», даже с директором.
Елисей Юрьевич отступил.
— Заходи.
— Я ехал мимо и решил заглянуть. Есть пара вопросов, которые хотелось бы прояснить. Ах да, извини, — спохватился полковник. — Прими мои искренние соболезнования по поводу гибели твоей жены. Елисей Юрьевич кивнул, сжав зубы, усадил гостя на диван в гостиной, принес чашки, чайник, сахар и лимон.
— Бутерброды, сыр?
— Не надо, я с лимончиком тепленького хлебну. Дрянь погода! Не апрельская. Обещали потепление, а температура выше восьми градусов не поднимается.
Они поднесли чашки к губам, отпили по глотку.
— Плохо выглядишь, — равнодушно сказал Гольдин. Он был небольшого роста, но плотный, осанистый, круглоголовый, с залысинами, с умным взглядом черных глаз. — Взял бы недельку-другую для отдыха.
— Я подумаю, спасибо за заботу. Что за вопросы ты хотел прояснить?
— Их всего два. — Полковник отпил полчашки чая, посмотрел сквозь нее на свет и поставил. — Первый: откуда у тебя сведения по Жмутенко? В штабе его знают как хорошего специалиста и честного офицера.
— Я видел его в компании с Гелаевым. — Елисей Юрьевич не стал говорить всей правды и вмешивать в это дело Горшина.
— Где?
— В Грозном, в развалинах
— По нашим сведениям, полевой командир Ге-лаев погиб при странных обстоятельствах.
Смирнов выдержал острый взгляд собеседника, невозмутимо пожал плечами.
— Надеюсь, мое сочувствие не требуется?
— Извини, я понимаю, у тебя такое горе, а я снова ворошу прошлое. Но это моя работа, Елисей, я и рад бы тебя не трогать, да не могу. Хотелось бы выяснить, откуда идет утечка информации. В твою встречу с Гелаевым, я имею в виду контакты Жмутенко и Гелаева, — я не верю, но откуда-то ты знаешь об этом?
— Как тебя понимать? — насторожился Елисей Юрьевич.
Гольдин усмехнулся.
— Как говорил Оскар Уайльд: «Я живу в постоянном страхе, что меня поймут правильно». Дело в том, дорогой коллега, что подполковник Жмутенко работает на нашу контрразведку и никак не мог быть связан с Гелаевым.
— Значит, я видел не его, — сухо сказал Елисей Юрьевич.
— Тогда кого?
— Это допрос? — еще холоднее спросил Смирнов.
— Ни в коей мере, — запротестовал Гольдин, выставляя перед собой ладони. — Но ради выяснения обстоятельств дела эти вопросы надо решать немедленно. Я их только озвучил, а главное заинтересованное лицо — начальник Управления «Т» генерал Молчанов. Он сейчас у себя, поехали к нему, побеседуем, поспорим, а? Как говорится, в спорах рождается истина.
— Это заблуждение. В споре истина не рождается, а познается, проясняется, рождается же она помимо спора.
— Ну все равно, поехали. Заодно и пообедаем, твой чай не спасет меня от голода.
— Хорошо, поехали, — подумав, согласился Елисей Юрьевич, отказавшись решать в уме загадки службы гостя. — Я и сам хотел попасть на прием к Молчанову. Только придется завернуть на бензоколонку, У меня бензин почти на нуле.
— Поедем на служебной «Волге», я ее не отпустил. Она же тебя и обратно отвезет.
Елисей Юрьевич кивнул, не обнаружив подвоха. Вернулось тоскливое настроение ненужности и равнодушия. Ни одна беседа с начальством, ни одна операция контрразведки не могла воскресить Веру и маму, остальное было не главным.
— И вообще, мы можем пообедать в Думе, — продолжал развивать тему Гольдин, пока они спускались во двор дома. — Я предпочитаю депутатскую кухню, а не нашу: и выбор больше, и дешевле.
— Я не хочу, — буркнул Елисей Юрьевич. — Могу подождать в машине.
— Зачем же, тогда поедем к нам, я потерплю.
Они вышли во двор, где среди подержанных иномарок и потрепанных «Лад» стояла черная «Волга» с флажком на капоте. Гольдин направился к ней, заводя разговор о преимуществах депутатского положения по сравнению со своим. Елисей Юрьевич слушал вполуха, находясь в зыбком равновесии яви и небытия. Снова накатило глухое состояние одиночества и тоски, захотелось скрыться с людских глаз, никого не видеть и ни с кем не разговаривать. Потом сквозь эту глухую стеку пробился тоненький голосок тревоги, и Смирнов очнулся, чтобы оценить подсказку интуиции. Однако сделать практически ничего не успел, только сообразил, что его ждали.