Евангелие от зверя
Шрифт:
Палатки ставили в спешке, по кругу, центром которого стала высохшая береза. Ветер немного стих, зато начался дождь, поэтому с разведением костра решили подождать, надеясь на скорый конец непогоды. Однако груз в лодках решили не оставлять даже на короткое время, поставили специальную хозяйственную палатку и перенесли в нее все добро экспедиции. Затем разместились в палатках по двое: женщины отдельно, Тымко с Гнедичем и Антон с Ильей.
Дежурным вызвался быть Юрий Дмитриевич, но топливо для костра должны были заготавливать все, чем путешественники и занялись, когда дождь слегка стих.
— Поиски камня начнем завтра, — решил Илья; было видно, что он возбужден, хотя и пытается скрыть это. — Дежурить у костра будем по очереди. Юрий Дмитриевич — до двенадцати ночи, в полночь поддерживать огонь будет Серафим, в четыре утра его сменю я. А ты, — опередил вопрос Антона Илья, — начнешь дежурство через сутки. Мы сюда приехали не на один день.
С этими словами Илья нырнул в свою палатку и вернулся уже переодетый в мягкую серебристую непромокаемую куртку и сапоги. Все молча смотрели, как он укрепляет на ремне чехол с ножом.
— Куда ты собрался? — спросил наконец Серафим.
— За кудыкины горы, — усмехнулся Илья. — До темноты вернусь. Отдыхайте пока, рыбку половите.
Антон и Валерия переглянулись, понимая чувства Пашина. Юрий Дмитриевич неодобрительно покачал головой.
— Одному я бы тебе не советовал бродить по здешним болотам, незнакомые места — опасные места.
— Я бродил один по джунглям Мадагаскара, — отмахнулся Илья, — а этот лес — не джунгли.
— Тогда хоть карабин возьми, дашь сигнал в случае чего.
— Ничего со мной не случится, и сюда я пришел не воевать и не охотиться. Антон, отойдем-ка.
Они удалились на два десятка шагов на берег озера. Противоположный берег — сплошная стена тростника и кустарника — был близко, но из-за пелены моросящего дождя казался размытым и далеким.
— Ты ничего не чуешь? — понизил голос Илья.
— Давно прислушиваюсь. Ничего.
— Вот и я тоже. И это меня тревожит больше всего. Не могли же сторожа храма оставить нас в покое. Готовят очередную пакость?
— Не исключено. Юрий Дмитриевич прав, не надо бы тебе никуда ходить.
— Я и сам знаю, — сквозь зубы проговорил Илья. — Мне бы только Владиславу найти, поговорить с ней, в глаза заглянуть… понять, ждала или нет.
— Будь осторожен.
— Какая к дьяволу осторожность, когда влюблен! — Илья криво улыбнулся. — Давно не ощущал себя мальчиком, как сегодня, и знаешь, — он снова улыбнулся, — это даже приятно.
— Если понадобится помощь — позови вслух, крикни: «Антон!» — я услышу.
— Надеюсь, ничья помощь мне не понадобится.
В кустах за спиной разговаривающих раздался шорох. Они оглянулись и увидели волчью морду с горящими желтыми глазами, выглядывающую из-под лап молодой ели. Антон искоса посмотрел на Илью, но тот остался спокоен, внимательно разглядывая зверя, и вдруг шагнул к нему, присел на корточки, сказал негромко:
— Привет, старина. Ты не за мной ли послан, случайно?
Волк молча показал зубы — это была настоящая улыбка! — попятился, не сводя горящих глаз с Ильи, как бы приглашая его за собой. Тот разогнулся, с торжеством и
— Она прислала его за мной, понимаешь? А это значит, что меня здесь ждут. Чао, мастер. К ночи буду.
Илья нырнул в кусты за отступившим зверем и исчез за деревьями. Антон некоторое время прислушивался, улавливая чавкающие звуки шагов, пробормотал про себя: «восток — дело топкое», — потом задумчиво побрел вдоль берега, глядя под ноги, и через десяток шагов вдруг понял, что идет по кладбищу. Нога едва не наступила на каменную плиту, утонувшую в земле, с выбитым на ней крестиком и какой-то полустершейся надписью. Еще одна такая же плита виднелась поодаль, а между деревьями кое-где открылись взору и покосившиеся каменные кресты.
Вспомнился анекдот Серафима, рассказанный им во время перехода на веслах от Синего Камня к острову.
Матрос вбегает на капитанский мостик:
— Капитан! Смотрите, якорь всплыл!
— Да-а-а… — задумчиво поскреб затылок капитан, — плохая примета…
— Да, — вслух пробормотал Антон, — плохая примета. Только кладбищ под боком нам не хватало.
Он побродил между плит и крестов старого кладбища, поросшего малинником и брусничником, попробовал прочитать надписи на надгробных плитах, но смог только установить год захоронения одного из умерших: тысяча семьсот девяносто второй. Подивился столь древнему возрасту кладбища и его богатству: такие плиты и кресты могли устанавливать своим родственникам только зажиточные люди в городах либо священнослужители. На острове же по идее никогда не было ни города, ни церкви, и каким образом здесь образовалось целое кладбище, приходилось только гадать.
Дождь прекратился совсем, тучи стали расходиться, посвежело.
Насчитав два десятка плит и столько же крестов, Антон повернул в глубь острова и наткнулся на странную поляну с поваленными по кругу, засохшими, почерневшими от времени деревьями, вершины которых указывали на центр поляны. Трава на ней не росла, а почва была необычного ржавого цвета, будто пропитанная кровью. И веяло от поляны застарелой бедой и угрозой.
Обойдя поляну стороной, размышляя над тем, как она могла образоваться, — Антон повернул назад к лагерю и рассказал о своей находке гревшимся у костра членам экспедиции.
Особого интереса, однако, его сообщение не вызвало, но Серафим все же уговорил Анжелику посмотреть на кладбище вблизи, и они ушли. Юрий Дмитриевич спустя минуту тоже куда-то исчез, не предупредив по обыкновению никого, и у костра остались сидеть Валерия и Антон, которому стало казаться, что за ними наблюдают чьи-то внимательные, но не человеческие и не звериные глаза.
Он попробовал определить направление взгляда, переведя себя в состояние пустоты, однако выходило, что взгляд этот рассеянный, слагающийся из сотен крошечных взглядиков из травы, кустов и листвы деревьев, так что в конце концов у Антона сформировалась догадка, что он чувствует внимание местного сообщества насекомых. Чтобы отстраниться от этого ощущения, он завел разговор о найденном кладбище, а также поведал Валерии о поляне, превращенной упавшими к ее центру деревьями в необычную многолучевую звезду.