Евангельская история. Книга III
Шрифт:
Священная, таинственная вечеря была уже последней в земной жизни господа: глаголю же вам, яко не имам пити отныне от сего плода лознаго, до дне того, егда е пию с вами ново во царствии Отца Моего.
Это – таинственная речь о таинстве Евхаристии, которое служит воспоминанием искупительной жертвы, принесенной Иисусом Христом за грехи человечества.
Иуда не раскаялся и оказался недостойным приступить к этому великому таинству тела и крови Христовой. Господь его удалил, не допустил до таинства. Поэтому святая Церковь постановила, чтобы принятию святых таин обязательно предшествовало таинство Покаяния. и если человек не отнесся с должным вниманием к исповеди, то он приступает к телу и крови Христовым недостаточно подготовленным. об этом преподобный амвросий оптинский пишет: «Есть и такие христиане, которые приносят покаяние, но не все высказывают на исповеди, а некоторые грехи скрывают и утаивают стыда ради. таковые, по слову апостольскому, недостойно причащаются святых таин и за недостойное причащение подвергаются различным немощам и болезням, а немало и умирают. сказано апостолом: Ядый бо и пияй недостойно, суд себе яст и пиет, не рассуждая Тела Господня (1 кор. 11, 29)». Утаенный грех влечет за собой смерть души и страдание тела, «т. к. наказание бывает человеку не только за грехи, но больше за недостойное причащение святых таин» (он же). одно время приступать к тайнам – когда чиста совесть (свт. Иоанн Златоуст).
Преподобный симеон новый Богослов предупреждает: «тело и кровь – таинства, принятые недостойной душой, принимаются только по видимости, а не ощутительно». Ангел Божий стоит у Чаши, и кто недостоин, не причащается у Бога. Ангел уносит святые Дары в алтарь. когда же недостойно причастившийся (т. е. нераскаянный, некрещеный, имеющий злые помыслы в душе) отходит от Чаши, его сопровождает не добрый Ангел, а бес, и такое причастие ему будет в осуждение. ответственность несет и священник, т. к. он должным образом не исповедал, не подсказал, не наставил. а ведь он причащает видимым образом за Ангела.
К святому таинству Причащения надо подготовить себя покаянием, а также постом и молитвой. три-четыре
Прощальная беседа
Ин. 13, 13–14, 31; Мф. 26, 30–35; Мк. 14, 26–31; Лк. 22 , 31–39
В прощальной беседе с учениками, по совершении тайной вечери и перед началом страданий, Господь наш является не только нежно любящим отцом и Учителем, но и с особенною торжественностью в последние часы своей земной жизни открывает им все свое величие как сына Божия и искупителя мира. ясно видя перед собою наступающий конец своего земного дела, он указывает в предстоящих страданиях и кресте обнаружение славы Божества, постигаемой верою, и затем с определенностью, не допускающей ни малейшего сомнения, говорит о скором отшествии своем из мира. не прежде, а лишь теперь, когда умы и сердца святых апостолов преисполнились Божественной благодатью в причащении тела и крови Его, спаситель возводит Своя сущия в мире, которых до конца возлюби (Ин. 13, 1), к глубинным тайнам богословия, беседует с ними о превечном отце и своем единосущии с ним, обещает иного Утешителя, который научит их всему и напомнит забытое или не вполне понятое, поучает вере и упованию на Бога, внушает взаимную любовь как отличительный признак своих учеников, и наконец изображает будущую судьбу верующих и Церкви своей в мире среди неверия и ненависти врагов святой истины. в предсмертной беседе господа выражена вся сущность святого учения Его, изложены все основные догматы христианства, так что она представляла как бы заключение и восполнение всего, что доселе было возвещено ученикам и частью народу, и вместе с тем служила предуведомлением о том, что должно было открыться миру через страдания и смерть Его (Ин. 8, 28).
Все, что доселе видели и слышали святые апостолы на тайной вечере, не могло не произвести на них подавляющего впечатления. омовение ног, необычайное смущение господа, когда настало время указать предателя, указание предателя в среде их самих, урок смирения, преподанный им, установление таинства святого Причащения и соединение с господом в сем таинстве, наконец, предчувствие того, что пришел час разлуки с своим Учителем, – всё это дало понять ученикам, что наступают последние часы и минуты пребывания с господом. сердцеведец проникал своим взором душевные расположения святых апостолов и не возмущаемый более присутствием предателя, извергшего себя из святого общества, раскрыл пред своими собеседниками, так сказать, самое сердце Божественной любви. там, где они могли видеть для себя источник горести – в приближающихся событиях, с которыми не мирились земные чаяния, Господь в утешение им указал иной высший смысл – победное торжество своего искупительного дела. Ныне прославися Сын Человеческий, и Бог прославися о Нем: аще Бог прославися о Нем, и Бог прославит Его в Себе, и абие прославит Его. такими словами, по замечанию святителя Иоанна Златоуста, «он ободряет поверженные в уныние души учеников и убеждает не только не сетовать, но даже радоваться, ибо быть преданным смерти и победить смерть – это, действительно, великая слава». Эта слава Богочеловека есть слава всего триипостасного Божества, потому что в страданиях и спасительной смерти искупителя является слава любви отца небесного, предавшего сына своего в жертву за грехи мира (Ин. 3, 16), слава вечной премудрости, дивно устроившей спасение людей, слава всемогущества, победившего крестом смерть и разрушившего силу диавола, наконец, слава Утешителя Духа, который послан от отца во имя Христа спасителя (14, 26) и не прежде прославления Его (7, 39). слава Божия, воссияв на кресте Христовом, долженствовала озарить весь мир и привести к той славе, которая в невечернем дне вечного царства будет уделом всех искупленных и освященных кровью заколенаго Агнца (откр. 5, 9, 12). откровение о славе креста возбуждало и укрепляло дух учеников, смятенный скорбию о предстоящих страданиях Учителя, но, читая в сердцах их, Господь видел, что нужно было приблизить утешение к состоянию святых апостолов и изъяснить им то, что ожидало их в будущем. он не скрыл от них, что вскоре, по отшествии Его из мира, придется им испытать горькое чувство одиночества и много скорбей, чтобы опять достигнуть вожделенного единения с ним в небесной славе. Чадца, еще с вами мало есмь, взыщете Мене, и якоже рех иудеом, яко аможе Аз иду, вы не можете npиumu, так и вам глаголю ныне. он говорил это иудеям (Ин. 7, 34; 8, 21) с тем, чтобы, по мысли святого отца, «устрашить их, а апостолам – чтобы воспламенить в них любовь» и предсказанием о разлуке ободрить их, дабы нечаянно пришедшие бедствия не смутили их. он знал, что иудеи никогда не придут к нему и умрут в грехе неверия (8, 21), а ученикам своим возвещал, что, приготовив им место, со временем возьмет их к себе (14, 3). но, оставляя апостолов в мире, враждебном проповеди Евангелия, спаситель преподал им правило поведения, которое должно было служить отличительным признаком их и соединять их в одно святое общество учеников Христовых: заповедь новую даю вам, да любите друг друга; якоже возлюбих вы, да и вы любите друг друга. О сем разумеют вcu, яко Мои ученицы есте, аще любовь имате между собою. Заповедь о любви к ближнему дана была еще в ветхом Завете (Лев. 19, 18); она внушается и естественным законом совести. но Господь называет ее новою не только потому, что – как выражается святитель Филарет Московский, – «обрел ее совсем забытою», но и потому, что указал ей в своем примере новые, чистые и святые побуждения. «как он сам взирал не на собственную высоту, но на полезное для людей, и, уничижив себя, соблаговолил принять зрак раба, чтобы рабов ввести в сыноположение, так и каждому из нас повелел не на собственную свою выгоду взирать, но иметь в виду пользу ближних» (прп. исидор Пелусиот). взаимная любовь, заповеданная господом апостолам и в лице их всем последователям, есть вполне бескорыстная любовь друг к другу членов одного и того же духовного тела Христова, т. е. святой Церкви. Христиане первых веков так глубоко и верно поняли эту заповедь Христову, что язычники, видя самоотверженную любовь их друг к другу, с удивлением говорили: «как они любят друг друга!»
Предречение господа о близкой разлуке с учениками произвело на пламенного и решительного Петра необыкновенно сильное впечатление. Мысль его невольно обращалась к словам Учителя, казавшимся непонятными и как бы загадочными. Желая уяснить неясное и решить недоумение, которое, как вскоре оказалось, разделяли и другие апостолы, Петр спросил Иисуса Христа: Господи, камо идеши? Господь отвечал, по выражению святителя Иоанна Златоуста, «не на слова его, а на мысль», и в своем ответе не только повторил то же, что было сказано незадолго перед сим всем ученикам (Ин. 13, 33), но и открыл будущую судьбу самого Петра: аможе Аз иду, не можеши ныне по Мне идти, последи же по Мне идеши. сердце апостола смутно чувствовало, какой это путь, и решимость, пылкая решимость заговорила устами его: Господи, почто не могу ныне по Тебе идти? Ныне душу мою за Тя положу. Увлекаемый пламенным чувством любви к господу Иисусу Христу ученик не давал себе ясного отчета в том, что говорил, но сердцеведец лучше его самого знал душевное состояние его и видел, что искушение предстояло далеко превышавшее слабые силы самонадеянного. на поспешное заявление Петра о готовности пострадать и умереть за своего Учителя Господь дал ему понять, что «любовь его без помощи свыше – ничто». скоро, не далее, как через несколько часов, апостол должен был убедиться горьким опытом в немощи своей, – в немощи человеческого естества, оставленного себе самому. взглянув на ученика вопросительно, Господь сказал: душу ли твою за Мя положиши? Аминь, аминь глаголю тебе: не возгласит алектор, дондеже отвержешися Мене трищи.
Это обличение господом Петра увеличило смущение учеников. спаситель, читая тайные мысли их, ясно видел, что апостолы нуждаются в утешении и укреплении не только ввиду наступающих событий, но и в дальнейшей судьбе своей, по отшествии Его из мира. обильный источник духовного утешения и ободрения он указывает им в вере в Бога отца небесного и себя: да не смущается сердце ваше: веруйте в Бога и в Мя веруйте, – «вера в Меня и в отца сильнее угрожающих вам бедствий; она не допустит, чтобы какое-либо несчастие одолело вас». святые апостолы должны были укрепляться в предстоящих им испытаниях верою в спасительный Промысл Божий, который не оставит их без помощи и поддержки на трудном жизненном пути, и особенно в подвигах великого призвания их. как искусный Kopмчий, Господь утешает своих учеников среди ожидающих их бурь и волнений житейского моря надеждою на тихую пристань в доме отца небесного. Замечание господа о том, что ученики не могут прийти туда, куда он идет (Ин. 13, 33), и что пойдет за ним после Петр (ст. 36), могло, по выражению святителя Иоанна Златоуста, возбудить мысль, будто «ему одному (т. е. Петру) дано обещание» сопребывания с Учителем. отвечая на скорбные мысли и чувства своих присных спаситель успокаивает их утешительным откровением: в дому Отца Моего обители многи суть: аще ли же ни, рекл бых вам, – иду уготовати место вам. И аще уготовлю место вам, паки nрииду и поиму вы к Себе, да идеже есмь Аз, и вы будете. «небесных обителей много, – как бы так говорит Господь, – я, Учитель ваш и искупитель, иду открыть вам путь к ним, – туда, куда еще никто из людей не достигал. Для того я и пришел на землю, за тем иду теперь к пославшему Меня отцу небесному, чтобы ходатайствовать за вас и привести вас в вечные обители. и вот, когда, совершив дело искупления, приготовлю вас для этих обителей, тогда возьму вас к себе и вы будете там, где я, – в блаженном созерцании превечной славы Моей, славы, как Единородного Сына, сущаго в
После этих слов господа, казалось, ясно было, куда он идет и каким путем приведет с собою верующих. «И аможе Аз иду, весте, и путь весте», – продолжал спаситель. Прежде в беседах своих он неоднократно открывал, что идет к отцу своему путем страданий и смерти (Мф. 16, 21; 17, 22, 23), но мечты о земном царстве Мессии еще так были сильны, по крайней мере, в некоторых апостолах (Мф. 20, 20, 21; Деян. 1, 6), что они никак не могли примириться с мыслью о кресте как заключении земной жизни Учителя (Мф. 16, 22). Пытливый Фома, без сомнения, от лица недоумевающих учеников, решился высказать господу, как трудно для них проникнуть в истинный смысл слов Его: Господи, не вемы, камо идеши и како можем путь ведети? Думая не о том, яже Божия, но человеческая (Мф. 16, 23), Фома с другими учениками, еще не постигавшими совершавшейся тайны искупления, готов был предположить, что Учитель, для избежания опасности со стороны врагов, намеревается отойти на некоторое время в какое-либо уединенное место, подобно тому как он сделал незадолго перед сим (Ин. 11, 54). но Господь, с обычным долготерпением встретив в среде ближайших учеников неведение о том, что нужно было знать именно теперь, дал мыслям недоумевающих иное, высшее направление: Аз есмь путь и истина и живот: никтоже приидет ко Отцу, токмо Мною. «Правда, – как бы так говорил спаситель ученикам, – вы неясно понимаете, какой путь предлежит Мне и вам, но это путь в обители отца небесного, о которых вы слышали от Меня. Без Моей благодатной помощи вы не можете идти этим путем; без света Моей истины вы не обретете того, к чему будете идти: без животворящего духа жизни, одушевляющего верующих в Меня, вы не достигнете страны света и блаженства. Для всех желающих прийти к отцу Моему, я – путь, истина и жизнь». Это шествование по примеру и вслед господа есть, по замечанию святителя василия великого, «преуспеяние в совершенстве, последовательно и в порядке достигаемое делами правды и просвещением разума, когда непрестанно желаем преднего и простираемся к тому, чего еще недостает у нас, пока не достигнем блаженного конца, т. е. познания Божия, какое Господь уверовавшим в него дарует собою». Для самих учеников Иисуса Христа постоянное обращение с ним, воплотившимся сыном Божиим, служило средством к познанию отца, которым они пользовались по мере приемлемости: аще Мя бысте знали, – продолжал спаситель, – и Отца Моего знали бысте убо, и отселе познасте Его и видесте Его. Мысль господа, по изъяснению святителя Иоанна Златоуста, – та, что «ученики, хотя и знали Его, но не так, как следовало: Бога они знали, а отца еще не знали; уже впоследствии Дух, нисшедший на них, сообщил им совершенное ведение». впрочем, не имея еще совершенного ведения, они знали о Боге отце из бесед господа, и зрели Его, невидимого, во Христе, в котором обитало всяко исполнение Божества телесне (кол. 2, 9).
Слова Иисуса Христа о способе познания отца через сына привели учеников в недоумение: они не могли понять, о каком видении говорит им Учитель, и думали, что уже довольно знают сына, но все еще не знают отца. Для решения возникающих сомнений и недоразумений Филипп, имевший некоторое дерзновение перед Учителем (Ин. 6, 5–7), обратился к нему с просьбою: Гос поди, покажи нам Отца, и довлеет нам, – «мы ничего более не ищем». разумел ли Филипп откровение Божества, подобно тем, какие бывали во времена ветхого Завета праотцам и пророкам (Быт. 3, 8; 18, 1; 32, 29; исх. 33, 13; ис. 6, 1), или, быть может, созерцание духовное, подобное тому, как авраам видел день Христов и возрадовался (Ин. 8, 56), или, наконец, особенное некое проявление Божества в самом Богочеловеке, чтобы в этом проявлении вполне узреть силу и славу отца, но то несомненно, что просьба ученика проистекала из глубины любящего сердца, ищущего окончательного успокоения. впрочем, после того, что апостолы сейчас слышали, она была неуместна, а посему спаситель в своем ответе Филиппу выразил удивление и как бы сожаление о непонимании только лишь сказанных им слов, и опять возвратился к прежней мысли о познании отца через сына: толико время с вами есмь и не познал ecu Мене, Филиппе? Видевый Мене виде Отца, и како ты, глаголеши: покажи нам Отца? «ты пользовался столько времени учением, видел чудеса, совершенные со властию, видел все, что свойственно Божеству и что творит один только отец, как то: отпущение грехов, обнаружение сокровенных таин, прогнание смерти, создание из земли, – и ты не познал Меня», – и какое откровение могло бы лучше и совершеннее явить тебе отца, если не откровение Его в сыне, который есть сияние и образ Ипостаси Его (Евр. 1, 3), – а ты говоришь: покажи нам Отца? Познание отца через воплотившегося сына вполне согласовалось с состоянием учеников, которые, будучи облечены плотью, по немощи человеческого естества не могли созерцать того, кто во свете живет неприступнем, Егоже никтоже видел есть от человек, ниже видети может (1 тим. 6, 16). и между тем, такое познание не есть только познание образное, потому что и сын не есть только видимый образ отца; напротив, оно есть познание существенное, потому что сын и отец единосущны: в них одна природа, и как сын от века пребывает в лоне Отчи (Ин. 1, 18), так и отец от века являет себя в сыне. изрекаемые сыном слова и совершаемые дела столько же принадлежат отцу, как и сыну, при единосущии их природы. Не веруеши ли, – продолжал спаситель вразумлять в лице Филиппа своих учеников, – яко Аз во Отце и Отец во Мне есть? глаголы, яже Аз глаголю вам, о Себе не глаголю; Отец же, во Мне пребываяй, Той творит дела. Господь говорил это не к умалению своего Божественного величия, а для выражения совершеннейшего единения лиц в единстве Божеского существа, и убеждал своих учеников воспринять великую тайну Божества твердою и несомненною верою: веруйте Мне, яко Аз во Отце и Отец во Мне, аще ли же ни, – «если вы не столько возвышены духом и тверды в вере, чтобы созерцать истину чистым умом, и нуждаетесь в наглядных, осязательных доказательствах, за та дела веру имите Ми: эти необычайные и чудные дела приведут вас к убеждению в истине». Господь Иисус Христос, в утешение учеников, которых, отходя к отцу, оставлял в мире, обещал, что чудодейственная сила, проявлявшаяся в делах Его и доказывавшая Божество Его, по особому устроению Промысла будет преподана и всем верующим, которые совершат такие же, и даже большие, дела для того, чтобы преодолеть упорство врагов христианства. Это обетование он повторил еще раз по воскресении своем (Мк. 16, 17, 18). Аминь, аминь глаголю вам: веруяй в Мя дела, яже Аз творю, и той сотворит, и больша сих сотворит, яко Аз ко Отцу Моему гряду. Хотя, по-видимому, в этих словах Богочеловека дела Его уравниваются с делами верующих в него, но, по толкованию святителя Иоанна Златоуста, в этих же словах сокрыта мысль и о несравненном превосходстве лица и дел господа над делами человеческими: «не говорит: я могу совершить дела и больше этих, но, что гораздо удивительнее, могу, говорит, и другим дать власть совершать дела больше этих дел». «По делам Моим веруйте в Меня, – как бы так сказал Господь, – сила, действующая в них, есть собственно Мне принадлежащая Божественная сила, независимая и ни от кого не заимствуемая, и от Меня только сообщаемая людям, которые могут иногда те же (по внешнему образу) дела творить; но не иначе, как силою от Меня дарованною, и по вере в Меня как истинного сына Божия». Если же, по обетованию господа, дела, совершаемые верующими, будут больше дел Его, то это должно отнести к особому смотрение Божию, ввиду настоявшей нужды, но и в них действовала та же всемогущая сила господа, верою привлекаемая (Мф. 21, 21), которою и он творил свои дела. «Что же большего сделали апостолы? – спрашивает святитель Иоанн Златоуст и отвечает: больше и по существу, ибо тень Христова не воскрешала мертвых, а тень апостолов могла это сделать (Деян. 5, 15); больше и по образу, ибо Христос сам, как Владыка, творил чудеса, а после него слуги Его святым именем Его (3, 6; 5, 12) творили чудеса еще обширнейшие и важнейшие, дабы тем с большею славою явилось Его всемогущество. когда другой именем Его совершает чудеса, то это гораздо важнее, нежели то, что он сам своею силою творит их». напоминанием об отшествии к отцу спаситель изъясняет причину, почему он дает верующим такую необычайную чудодейственную силу, указывает и самое время, когда раскроется эта сила во всем поразительном могуществе. «сила веры, – как бы так говорил Господь, – о которой я вам возвещаю, и чудеса, которые она произведет на земле, послужат сильнейшим доказательством того, что я нисшел от отца, что я – истинный сын Его; и я потому имею власть дать такую силу верующим в Меня, что я – Ходатай за них перед отцом, и посему, когда я взыду к отцу, совершив дело искупления, для которого пришел в мир, тогда именно вера во имя Мое окажет на земле все чудеса».
Господь, направляя свою речь к утешению учеников, опечаленных приближавшейся разлукой с ним, возвестил, что отшествие к отцу, необходимое заключительное действие спасительного служения Его на земле (Ин. 16, 7), не прервет тесной взаимной связи искупителя с искупленными им. кроме чрезвычайных даров веры, не всегда и не всякому благопотребных, есть для верующих неисчерпаемый источник благодатных даров в молитве. И еже аще что просите от Отца во имя Мое, – говорил Господь, – то сотворю, да прославится Отец в Сыне, и, усиливая речь, повторил: аще чесо просите во имя Мое, Аз сотворю. святое имя спасителя, произносимое с верою, дает силу молитве, которая низведет просящим от Отца светов всякое даяние благо и всяк дар совершен (иак. 1, 17) и тем самым послужит к большему прославлению отца через сына, всегда желавшего славы отца (Ин. 12, 28). но эта всесильная вера, чудодействующая, проникающая небеса, должна оживляться тою деятельною любовью, которая выражается в соблюдении Заповедей господних: аще любите Мя, Заповеди Моя соблюдите. все великое дело искупления есть выражение неизреченной любви Божией к падшему человечеству (Ин. 3, 16; 1 ин. 4, 9, 10), требующее со стороны человека посильного соответствия в делах любви к Богу и ближнему (1 ин. 4, 11, 19). все Заповеди Христовы сосредоточиваются в одной главной – любви, которая есть исполнение закона (Рим. 13, 10). а посему и для своих последователей Господь указал единственное побуждение, из которого только и может проистекать деятельность истинно угодная Богу, чуждая своекорыстия и расчета. он не желал, чтобы Заповеди Его служили какими-либо стеснительными узами или тяжелым, неудобоносимым бременем, побуждали страхом наказания или же привлекали надеждою на земную выгоду. Чистая святая любовь к искупителю и как необходимое выражение ее – взаимная любовь друг к другу (1 ин. 4, 12, 20), – вот то основное правило, которое должно проникать жизнь Христовых учеников.