Евгения, или Тайны французского двора. Том 2
Шрифт:
Вблизи террасы были разбиты разноцветные шелковые палатки, в которых были устроены буфеты: в одном шампанское лилось рекой, в другом драгоценнейшие французские, рейнские, испанские и венгерские вина, в третьем подавали плоды и восточные лакомства, в четвертом мороженое и освежительное желе.
Три оркестра в различных местах парка играли самые лучшие пьесы, так что гуляющие замаскированные пары везде находились под влиянием очаровательных звуков; запах цветов, приносимый легким ночным ветерком, наполнял аллеи, и над всем этим великолепием –
Здесь, смеясь и болтая, прохаживались обольстительные фигуры, там на дорожках и на поляне они, дразня друг друга, беззастенчиво обнимались – маски уничтожили и те границы приличия, которых обыкновенно придерживались при этом дворе; маски и наряды были выбраны с обдуманным кокетством; бархат, шелк, золото и драгоценности, казалось, потеряли здесь свою цену, все искусство туалета было направлено к тому, чтобы раздражить чувственность; красивые формы выставлялись, напоказ и так мило были закрыты, что, казалось, здесь совершались вакханалии.
И мужчины не уступали дамам в желании нравиться. Костюмы шились с тем, чтобы подчеркнуть достоинства фигуры. Театрально-рыцарские костюмы с гербами, шитыми шелком и золотом, шапочки, на которых развевались драгоценные перья, узкое, белоснежное трико, казалось, очень нравились; были также и испанские костюмы, домино в тяжелых шелковых мантиях, римские нобили.
Самый красивый и со вкусом выбранный туалет принадлежал, без сомнения, княгине Меттерних – ей следовало вручить пальму первенства. Она выбрала прелестный костюм албанки, столько же романтический, сколько и привлекательный. Ярко-красный шелковый, богато вышитый золотом корсет обтянул ее восхитительную талию.
Белые, как снег, шея, грудь и плечи были закутаны в прозрачные, как облако, кружева, стоившие несколько тысяч франков. Прекрасные, густые волосы были живописно переплетены, наподобие короны, шелковой лентой, между тем как роскошные локоны падали на плечи; золотая стрела, осыпанная бриллиантами, придерживала диадему на голове.
На груди висел великолепный амулет, камни которого играли всеми цветами радуги. Тяжелое красное платье падало роскошными складками к маленьким ножкам, обутым в белые маленькие сапожки, разукрашенные красными и золотыми петлями.
С княгиней шел военный министр Лебеф, одетый в костюм дожа. Он был красивый мужчина, хотя немножко глуп и с претензиями.
С истинно французской галантностью предложил он свою руку княгине, и они пошли по заманчиво освещенным дорожкам парка.
Они говорили тихо; предметом разговора, казалось, было таинственное приключение, о котором говорили с предосторожностями.
– Когда третьего дня доложили о смерти маркиза Фульда, я была поражена, ибо еще в этот самый вечер видела его в зале принца Наполеона и даже в весьма хорошем расположении духа, – проговорила княгиня.
– Маркиз был ловкий комедиант! Когда он смеялся, можно было заметить глубокую грусть в его глазах; когда он был молчалив, то обдумывал план; который сулил ему счастье в
– И вы думаете, что он…
– Пустил себе пулю. Я вчера "видел рану в его груди.
– Ужасно! Это послужит новым поводом к толкам о внезапной смерти его жены и ребенка.
– Угрызение совести, – сказал дож, пожимая плечами. Прекрасная пара исчезла в темных дорожках парка.
Двое черных рыцарей, совершенно одинаковых, так что их трудно было различить, когда они являлись поодиночке, стояли под густой тенью раскидистого каштана. На них были черные бархатные с перьями береты, черные короткие плащи, маски и такого же цвета панталоны, черные чулки и башмаки. У каждого на боку висел меч, даже золотые концы ножен были одинаковы. Они наблюдали из своего темного убежища, замечая все, что вокруг них совершалось.
– Княгиня Меттерних и Лебеф, – прошептал один в то время, когда албанка и дож прошли мимо.
– Смотрите туда, – отвечал второй тихо, взяв своего спутника за руку, – эта дама в дорогом бальном наряде с бриллиантовым крестом на груди, закрытой дорогим кружевом, должна быть императрица…
– А камергер в древнефранцузском костюме, в напудренном парике и с саблей на боку – Бачиоки; он разговаривает с Евгенией.
– И даже очень интимно.
– Они строят новые планы.
– Тише, может быть, услышим что-нибудь из их разговора.
– Ты прав, это он.
Оба черных рыцаря замолчали. Евгения и Бачиоки приблизились.
– Это, вероятно, ошибка, господин государственный казначей…
– Можете поверить моим словам! Генерал Олимпио Агуадо здесь, между масками. Я его видел и узнал. Он с ног до головы одет в черное.
– Он здесь? Невозможно! – прошептала Евгения. – Но как вы узнали его под маской?
– По его шпаге, – отвечал Бачиоки.
– Это очень странно!
– И однако для меня несомненно.
– Говорите откровенно, граф.
– Несколько часов тому назад я получил письмо…
– От Олимпио?
Бачиоки, камергер времен Людовика, пожал плечами.
– Напрасно искал я подписи под этим письмом…
– Очень таинственно. Каково его содержание?
– Приглашение явиться на этот маскарад не с легкой шпагой, но, если мне дорога жизнь, с офицерской саблей.
– Что означает этот вызов?
– Не что другое, как только то, что черный рыцарь, на боку которого я заметил офицерскую саблю, назначил мне здесь дуэль!
– Дуэль? Здесь, в парке Сен-Клу, на глазах императора?
– Вы знаете дона Агуадо!
– Вы правы, граф, я знаю этого неуязвимого, смелого врага нашего дела…
– Тогда вы поверите моим словам.
– На что вы решились?
– Жду вашего приказания!
Евгения задумалась на минуту. Если бы бархатная полумаска не скрывала ее лица, то можно было бы заметить выражение бесконечной ненависти и вместе с тем чувство бессилия. Глаза ее сверкали, маленькие рук» судорожно сжимались.
– Вы заменили шпагу саблей? – спросила она.