Эволюционированная
Шрифт:
И что это на них обоих нашло? И на Эрия, и на брата.
За всё это время никто не притронулся к чашке чая, не считая меня. Чай мне понравился. Я понимаю, что разговаривая о смерти, нельзя так спокойно пить чай, но мне хотелось отвлечься и насладиться новым чаем.
Пока я это могу.
3 глава
Мы с братом сидели в нашей комнате на наших кроватях, каждый на своей. Через двадцать три минуты должны были прийти собиратели отступников. Эти люди собирают отступников со всего мира и доставляют их в корпорацию.
Я не могла сдержать слёзы.
– Аклэй, что нам делать?
– А что мы можем сделать? – обречённо ответил вопросом на вопрос брат, уставившись
– Сбежать, убить этих людей, ты же сильный.
По моим щекам дорожками текли слёзы. Теперь они добрались до подбородка и стекали вниз по шее.
– Нас всё равно убьют, раз поймут, что мы настолько не выполняем приказы корпорации. Или пошлют новых собирателей.
Так как наши кровати стояли параллельно друг другу, я смотрела на стену, возле которой стояла кровать Аклэя. Я на секунду перевела на него взгляд. Его лицо не выражает никаких эмоций, взгляд бездушный, уставленный на покрытый досками пол. Аклэй выглядел очень… потерянным, он тоже не знает, что делать. Я его таким видела только два раза в жизни: после известия о смерти родителей и сейчас. Раньше я его помнила весёлым, находчивым, ловким, видящим лишь лучшее, в нём всегда я видела поддержку и опору. А сейчас в поддержке и опоре нуждается он сам. Хотя, нуждались мы оба. Раньше, когда на него кто-нибудь смотрел, он всегда это знал и оборачивался, чтобы «застукать с поличным». Сейчас он не почувствовал мой взгляд, а это плохо.
Я перевела взгляд на стену.
Стена будто отражала то, что находиться у нас внутри. За несколько лет обои с имитацией дерева окончательно отклеились, за ними покрылась трещинами каменная стена. Через несколько лет этот дом полностью развалиться.
Кровати мы давно заправили. Хотя, я сомневаюсь, что мы когда-нибудь ещё ляжем на них.
Я погрузилась в себя.
Через двадцать три минуты, а это было двенадцать часов утра, к нам ворвались собиратели.
Мы не сопротивлялись, но нас грубо схватили за руки.
Они даже не стучались в дверь, просто взорвали её специальной электронной бомбой. Дверь разлетелась на мелкие кусочки. Она не была бетонной, была деревянной. К тому же, можно было просто постучаться. Но эти люди уже не понимают любезности и толерантности.
Людей было шесть человек, и все они были одеты вооружённо. Специальная одежды чёрного цвета, а именно футболки и штаны на вид, но на самом деле крепкая броня, которую пробить нельзя было ничем. Ни пистолетом, ни ножом, ни чем-то ещё. По всему телу собирателей были проведены инфракрасные лучи. Если человек коснётся собирателя без его ведома, место прикосновения обжигается, вплоть до мяса. А это очень больно. Всё происходит очень быстро. Человек, который коснулся собирателя, понимает это по адской боли и сгоревшей кожи, по выступившей крови и при виде человеческого мяса. На голове у собирателей прочный чёрный шлем, скрывающий всё лицо.
Когда нас вытащили за пределы дома, мы увидели, что из соседнего дома, а это был дом Эрия, выходит сам Эрий в сопровождении трёх собирателей.
Наши руки скрепили наручниками. Но это были не простые наручники. Если попытаться перепилить цепь, то в запястье выпускаются иглы. Эти иглы выпускают яд, благодаря которому немеют лёгкие, и человек погибает. Распространение яда по организму происходит очень быстро, так что, и убежать не успеешь. Вот такая особенность у наручников.
Собиратели схватили нас троих за цепь наручников, и потащили к небольшим красно-белым летательным машинам.
Раньше я много раз видела летательных машин. Они пролетали над нашими домами. Видела самых разных цветов. Они бывали и двухцветные, и
Всего летательных машин было три штуки. Внутри них было четыре сидения, в два ряда по два места. Нас первыми загнали туда и усадили. Меня усадили с левой стороны сзади, собиратели сели на все остальные места. Меня пристегнули к сиденьям тремя железными ремнями. От холодного железа я подпрыгнула, от чего собиратели на меня навострились.
Аклэя и Эрия посадили, я так поняла, в другие летмашины.
Летательная машина взлетела почти беззвучно, был лишь слышен шум двигателя и скрежет колёс.
Как хорош мир с высоты птичьего полёта! – это любила повторять моя мама – правда птиц уже давно нет. Так и есть. Из-за изменения природы и её ресурсов животным и птицам стало просто нечего есть. Поэтому они вымерли. Птицы вымерли, а мамин любимый слоган остался. Вот теперь я поняла, почему.
Пролетая над огромным городом, порой задумываешься, что происходит в той квартире, в том доме. Мегаполис пронизан вьющимися дорогами, на которых ездят машины. Ими почти никто не пользуется, в основном перемещаются в основном с помощью летмашин. Так что я считаю, что они не нужны. В крайнем случае, хватило бы дорог на земле, но кто меня спрашивал, как я считаю?
Пролетая над городом, я трижды поражаюсь, до чего огромен мир. Раньше я никогда не летала и не выходила далеко от Линии отступников, поэтому этого не замечая. Живя в определённом месте, не видя ничего нового и необычного, порой считаешь, что весь мир и всё вокруг такое же, что всё одинаково. Но в эту минуту я убедилась, что это не так.
Смотря в окно летмашины, я ещё раз убедилась, что вся картина мира рассыпалась в прах, а на мои плечи неподъёмным бременем свалилась «обязанность» всё это исправить. Почему у меня такое чувство, я не знаю. Но картина до чего уродливая, что на неё даже смотреть не хочется, не говоря уже о том, чтобы повесить на стену в комнате, - но выбора нет.
Смотреть в окно летательной машины, и наблюдать, как с каждой секундой меняется положение летмашины по отношению к городу, очень интересно. Даже если этот город немного испорчен. Революционированные ходят в школы, их там учат летать и ездить на таких машинах, а у отступников такой возможности нет. Они как изгои, их нигде не признают, не берут в счёт, они сами по себе. Вот единственное, о чём я жалею, так это о том, что я не хожу в школу. Там многому учат, дают домашнее задание, чтобы мы и дома вспоминали школу. Если что-то не получается и не понимается, тебе дают сыворотку, благодаря которой, эти недочёты исправляются. В основном, учащиеся школ, заканчивают её с отличием. Кроме этого, там можно завести много друзей и знакомых, будет с кем пообщаться. Мне как рассказали про это место, мне сразу захотелось там побывать, хотя бы немного.
В жизни всё надо попробовать, чтобы под конец не жалеть, что что-то не сделал или не успел сделать. Особенно это касается жизни отступников.
Мы летим всё выше и выше.
Я смотрю на свои руки. В наручниках они выглядят жалкими, беспомощными, и… чужими. Я смотрю на них, и не могу поверить, что они мои. Знаю, что я отступница, на моих запястьях нет чисел, я не знаю, сколько я бы прожила, если бы не этот тест. И уже никогда не узнаю.
Мне хотелось посмотреть, сколько осталось жить каждому из собирателей. Но их запястья были закрыты чёрными непроницаемыми перчатками.