Эволюция

Бакстер Стивен М.

Но вот в темноте появился просвет, расширяющийся круг света, в центре которого было расплывчатое лицо. Лицо принадлежало Ахмеду, сплоту — старшему пилоту — а не командиру. Для Снежка это было первым признаком того, что что-то пошло не так.

Ахмед повторял:

— В порядке? С тобой всё в порядке?

Перед тем, как подвергнуться инъекциям, Снежок отрепетировал, как он собирался ответить на просьбу проснуться. Он улыбнулся и поднял средний палец правой руки.

— Любая посадка, с которой можешь уйти сам — удачная.

Его голос был скрежещущим,

а рот — сухим, как в пустыне.

— Ты ещё не ходишь, хитрая задница, — мрачно сказал Ахмед.

— Где Лающий?

Роберт Мадд, благословлённый одним из самых неоригинальных прозвищ в Королевских Военно-Морских Силах, был командиром их группы.

— Потом, — сказал Ахмед. Он отошёл, позволяя Снежку оглядеть металлические стены Ямы. Он бросил упаковку сухого пайка на кровать.

— Выбирайся оттуда. Помоги мне с другими.

Снежок — Роберт Уэйн Сноу, возраст 31 год — был лейтенантом Британского Королевского Флота, который, по крайней мере, привил ему склонность выполнять странные приказы. Поэтому он приложил некоторые усилия, чтобы сесть.

Яма была всего лишь цилиндром серо-стального цвета с голыми стенами, на которых были лишь пульты датчиков и приборы. Свет поступал от экономичных флуоресцентных ламп, которые освещали всё бледным сиянием. Все приборы не работали — остались лишь пустые экраны. Было такое ощущение, словно находишься внутри нефтеналивной цистерны. И в Яме было много двухъярусных кроватей — всего двадцать, одна над другой. Поверх кроватей были установлены пластиковые коробы. Ахмед бродил по всей комнате, открывая коробы один за другим, но закрывая обратно многие из них.

Снежок был совершенно голым, но ему не было холодно. Он поднял свой пакет с сухим пайком. Это был чистый, герметично упакованный пакет, внутри которого были сушёные бананы, шоколад и другая вкуснятина. Он вскрыл его единственным доступным инструментом — собственными зубам. Пакет лопнул, и зашипел воздух. Он высыпал все вкусняшки на свою кровать и сунул в рот несколько кусков банана. Он чувствовал себя так, словно пробежал марафон. До этого его дважды погружали в холодный сон — для тренировки и с целью оценки, каждый раз всего лишь на неделю. У этого процесса была одна особенность: тебе никогда не бывает холодно, но ты всегда пробуждаешься голодным: если верить медикам, что-то происходило с твоим телом, медленно поглощающим свои запасы, чтобы остаться в живых.

Но с его койкой что-то было не так. Ему было видно, где он лежал: его тело оставило очень чёткий отпечаток, как в той ужасной сцене с кроватью мёртвой матери в фильме «Психоз». Он потыкал матрац. Тот был шероховатым и твёрдым. А простыни, на которых он лежал, разрушились, когда он ткнул в них, словно бинты мумии.

Он почувствовал, что внутри него нарастает чувство страха.

Ахмед помогал девушке на одной из верхних коек. Её звали Джун, но по жизни она была известна всем как Луна. Она была милашкой — и в одежде, и без неё; но сейчас, голая, она выглядела хрупкой и даже болезненной, и Снежок почувствовал лишь желание помочь ей,

когда она неловко полезла вниз из своей койки, вздрагивая, когда её голое тело тёрлось об металл.

Когда Луна проснулась, у Снежка появилось ощущение стыда. Он полез под свою койку в поисках одежды.

Но пол явно выглядел наклонным. Он выпрямился, ожидая, что в голове прояснится. Но голый пол всё равно был явно наклонным, а вертикальные линии каркасов коек наклонились, словно пьяные. Нехорошо, подумал Снежок. У него не было ни единой обнадёживающей мысли насчёт того, какая силища смогла бы наклонить это сооружение весом под сотню тонн.

Он снова полез к себе под кровать. Картонная коробка, в которую была сложена его одежда, пропала. Его одежда всё ещё была там, сваленная кучей. Но когда он схватил её, ткань просто развалилась, как простыни на его кровати.

— Забудь, — окликнул его Ахмед, наблюдая за ним. — Возьми лётный костюм. Они, вроде, сохранились.

— Сохранились?

— Они из пластмассы: думаю, да.

Снежок так и сделал. Он обнаружил, что его ботинки по-прежнему оставались целыми — они были сделаны из какого-то нетленного искусственного материала. Но у него не уцелело ни одной пары носков — вообще ни одной; это может обернуться проблемой.

Снежок помог Луне проглотить немного еды, пока Ахмед продолжал патрулирование.

Пробудившиеся собрались в круг, сев на койки в самом нижнем ярусе. Но их было всего лишь пятеро — пять из двадцати, которых положили на хранение здесь. Эти пятеро были: Снежок, Ахмед, Бокоход, девушка Луна и молодой пилот по имени Боннер.

Какое-то время они сидели молча, поедали бананы и шоколад, и пили воду из бутылочек. Снежок знал, что это была неплохая идея. Когда попадаешь в какую-то новую ситуацию, всегда хорошо дать себе время, чтобы просто посидеть, послушать, подумать и привыкнуть к новой ситуации.

Снежок начал расспрашивать Ахмеда о командире. Ахмед показал его. Тело Лающего Мадда усохло, буквально мумифицировалось — просто затвердевшая плоть на костях. От остальных, ещё от четырнадцати человек, осталось ровно то же самое.

Бокоход, очевидно, не умел держать свой рот закрытым. Бокоход был офицером военно-воздушных сил. Это был тощий раздражимый человек, и он заработал свою кличку за привычку делать движения боком, словно краб, всякий раз, когда он попадал на танцплощадку. Теперь он оглядывал их небольшую группу.

— Мать моя женщина, — сказал он Снежку. — У нас офигенный запас прочности.

— Заткнись, — отрезал Ахмед.

— А кто крикнул «куси»? — спросил Ахмеда Боннер.

«Куси» было сленговым названием для сигнала «внимание, противник», сигнала к пробуждению.

— Никто не кричал, — прямо сказал Ахмед.

— Ладно, если не команды кусать не поступало, тогда что нас разбудило?

Ахмед пожал плечами.

— Возможно, в Яме есть автоматический таймер. Или, возможно, что-нибудь просто отказало, и это нас подорвало.