Эвотон: начало
Шрифт:
Мила опустила заплаканное лицо на мою грудь. Я снова крепко прижал и погладил её. Затем, повернувшись к лестнице, поднял голову. Силуэт наверху стоял всё так же неизменно.
– Мне пора. Видишь, как ребята стараются ради нас, – я взглянул на Милу и слегка улыбнулся. – Не стоит их огорчать… Полезай обратно на заднее сиденье и не выходи из автомобиля.
– Хорошо, – сказала она сквозь слёзы, улыбнувшись мне в ответ.
Я уверенно направился к ступеням. Абсидеумы уже полностью спустились и молча смотрели, как я поднимаюсь наверх. Все лица выражали, как и всегда для представителей их цивилизации, максимальную сосредоточенность и спокойствие.
С неба послышался крик чаек. Я на мгновение остановился и поднял голову. Над лестницей пролетали несколько птиц в сторону моря, переговариваясь между собой. А, может, пытаясь что-то сказать находившимся внизу живым существам. Я продолжил движение. Через несколько десятков ступеней, почти дойдя до верха, я в очередной раз попытался найти взглядом стоящего абсидеума. Я резко остановился и замер! Передо мной, провожая глазами улетавших птиц, стоял Алмий! Он не обращал на меня никакого внимания, полностью сконцентрировавшись в точку пространства над морем.
– Я бы всё отдал, чтобы на мгновение стать птицей и ощутить всю глубину пространства и возносящую в небеса силу ветра…
Я без лишних движений быстро устремился к нему и, что было сил, ударил его в челюсть. От столь сильного удара он не устоял на ногах, откинулся боком назад и приземлился на локти рук.
– Это спустит тебя с небес на грешную землю, ублюдок! – не выдержал я.
Вдохнув воздух полной грудью, и немного привстав, он сплюнул в сторону голубой жидкостью и язвительно рассмеялся.
– А как же отрицательные эвотоны? – спросил он не менее язвительно, чем ранее, окончательно поднявшись.
– А я получил истинное удовольствие при виде твоей боли с кровью… – сощурившись, произнёс я, старательно выговаривая каждую букву, пытаясь при этом не выдать своё притворство.
Он снова рассмеялся. Правда, на этот раз его смех, скорей всего, выдавал полную искренность.
– Узнаю настоящего абсидеума перед собой!
Я промолчал.
– И почему же ты с ревностью не заявляешь, что наполовину патриец? Неужели, наконец, махнул рукой на этих жалких людей, которых ты с таким усердием защищал? – не дождавшись от меня ответа и понимая, что пока меня не удаётся спровоцировать, он продолжал: – Разве в них может быть что-то ценное, кроме генерируемых эвотонов?
– Которые вы воруете?
– Мы заключили соглашение с их властными структурами, которые не доказали свою состоятельность и способность чётко придерживаться достигнутых договорённостей.
Я нахмурился.
– Ты уничтожил всех членов Совета?
– Только его главу. Испытывающие острую необходимость в контроле, люди моментально теряются, если их предводителя устраняют.
– И ты надеешься занять его место?
– Не обязательно. Но отныне руководить планетой будет абсидеум.
– С чего ты взял, что оставшиеся члены Мирового совета пойдут у вас на поводу и признают его легитимность?
– А что им ещё останется делать? В отсутствии иных кандидатов, о чём мы непременно позаботимся, у людей начнётся всё та же паника, результатом которой станет острая потребность
– Свободу выбора!
– Брось! Люди никогда не будут свободными только потому, что ничего не знают о свободе. В них живёт много страха, который способен предоставить человеку лишь иллюзию, тень свободы.
– Всё меняется и ничто не стоит на месте, – парировал я.
– Опять ты выдаёшь желаемое за действительность. И я, и ты прекрасно знаем, что страх человечества, как и сама их цивилизация – искусственное творение в лабораториях клаудеумов. Избавить их от страха – значит заново создать человека. Но это уже будет другое творение. И потом, зачем клаудеумы наделили человека не только страхом, но и столь мощной психикой, способной генерировать эвотоны в колоссальных количествах? Уловил ход мысли?
– Избавить от страха земляне могут и сами себя, а свои оправдания оставь себе в качестве туалетной бумаги, засранец! – я сделал шаг вперёд. – Мы ничего не знаем о клаудеумах и целях, преследуемых ими. Мудрейшая цивилизация не стала бы опускаться до уровня субъекта, который убивает, ворует и гордится тем, что совершает, выдавая свои действия за спасение и заботу об окружающих, – я снова с размаху ударил его в лицо. – Да, – я продолжал говорить лежавшему на спине абсидеуму, пытавшемуся привстать и облокотиться, – у людей присутствует страх. Но страх является недостатком только с одной стороны. А с другой стороны, он заставляет двигаться вперёд и развиваться. Но человечество само должно решать, каким образом использовать свой страх и никто не вправе им мешать…
– Значит, ты не согласен с законами пространства и двадцать пятого уровня, надо понимать? – парировал мне поднявшийся во второй раз Алмий, проведя рукой по нижней губе и сделав отмашку собравшимся ему на помощь нескольким абсидеумам из ближайшей колонны. – Второй удар, надо полагать, за Валидия? – язвительно спросил он и получил третий в то же место.
– Сукин ты сын! – с негодованием выкрикнул я. – Убийца!
Алмий некоторое время находился в полулежащем состоянии, пока осторожно не повернул голову в моём направлении.
– Сколько ещё ударов ты планируешь нанести мне сегодня? – возмущённо обратился он, в который раз вставая на ноги. – Может, сразу убьёшь меня здесь?
Я взял молчаливую паузу, собираясь с мыслями и усмиряя нахлынувшие чувства.
– Я вовсе не убийца. Убийца – тот, кто убивает ради удовольствия и наслаждения. Ты же не назовёшь мясника на скотобойне убийцей. Хотя по значению совершаемых им действий, если абстрагироваться от философии, он ничем не отличается от преступника. Разница заключается лишь в выборе жертвы. Но мясник убивает не потому, что ему нравится лишать жизни животное. У всех есть судьба, Вилирий. И от неё не убежишь, как бы ты не старался. Но её можно изменить, не спорю… Изменить не программу, а её качество. Словом, если кому-то суждено умереть, то он умрёт, в конце концов. Но каким образом – он сам выбирает. Судьба нам предоставляет выбор, а исполнители меняются в зависимости от принятых нами решений, – Алмий налился синевой. – Знаешь, мне в последнее время не даёт покоя какое-то странное чувство. Наверное, стыда… Или вины… Не разобрать!