Европейский сезон
Шрифт:
— По-моему, ты ошибаешься. Во всяком случае, — насчет любви. Типичной девушкой тебя, бесспорно, не назовешь, но это еще ничего не значит… Ладно, пока оставим этот философский разговор. Скажи мне, — Катрин любила мужа?
Тонкие бровки Найни взлетели в удивлении:
— В каком смысле? Ричард с самого начала знал, что Госпожа от него уйдет. К вам уйдет. Они спали вместе, но были скорее друзьями. Очень хорошими друзьями. Он старался помочь найти вас. Ричард Кольт был лучшим мужчиной, которого я знала. Он был и моим другом.
Флоранс глянула
— Да, — подтвердила Мышка с явной гордостью, — он дружил со мной во всех смыслах.
— Очень мило. Спасибо, Найни, что рассказала жутко много нового. За два часа, я, в некотором роде узнала больше чем за эти три месяца. Но давай вернемся к скучным хозяйственным делам. Ты чаще всего покупаешь продукты в "Аша"?
Когда Катрин в свежей майке вышла из ванной, Флоранс сидела в маленькой гостиной.
— Что случилось? — спросила Катрин. — Разговор с Мышкой не сложился?
— С Мышкой все в порядке. Насколько с ней может быть порядок.
— Тогда что? — спросила Катрин, стараясь, чтобы голос звучал спокойно.
Флоранс подняла голову и посмотрела на подругу снизу вверх. Катрин стояла перед креслом босая, одетая только в футболку, и казалась просто ужасно высокой и сильной.
— Если бы ты не была такой здоровенной, я бы тебя стукнула, — пробормотала Флоранс.
— В принципе вполне можешь это сделать, только объясни за что.
— За все. За молчание.
Катрин присела на корточки:
— Фло, я не молчу. Я все говорю. Я вообще очень болтливая.
Флоранс всхлипнула:
— Кэт, мне стыдно узнавать о тебе от Мышки. Я так не могу. Я ревную.
— Но Мышь знает обо мне одно, ты — другое. Ты знаешь гораздо больше.
— Не обманывай. Я ревную, будь все проклято. И к твоему замечательному мужу, о котором вы говорите так хорошо, ревную даже меньше чем к этой маленькой девчонке. Извини, я знаю, что он умер. Я и знаю, что несу полную бессмыслицу.
Катрин осторожно ее обняла:
— Успокойся. Я рассказываю тебе о том, что со мной приключилось почти поминутно. Скоро ты будешь знать все гадости обо мне лучше, чем я сама.
— Не только гадости, — прошептала Флоранс, обнимая шею подруги, — я все хочу знать.
— Я вывалю целые горы всякой ерунды. Обещаю. Приготовить тебе ванну?
— Уже поздно. Я ограничусь душем. Не хочу терять время.
Кончик языка Катрин скользнул по губам Флоранс. Подруга вздохнула, ее бедра моментально напряглись.
— К дьяволу душ, — прошептала Катрин. — Пойдем в спальню.
— Нет! Душ — обязательно, — хватило сил запротестовать Флоранс.
Ладони упирались в мокрое стекло. Флоранс стонала и не слышала себя. Журчание воды, пар и теснота слишком узкой для двух тел душевой кабины. Ладони Катрин непрерывно ласкали скользкие груди, заставляя почти в голос кричать от наслаждения. Сама Флоранс что-то сделать в окружении стекла и крепких объятий не могла, — лишь поднималась на цыпочки и, оттопырив ягодицы, изо всех сил вжималась, втиралась
Они валялись на постели. За окном порывы ветра шелестели густой листвой. Кажется, приближалась гроза.
— Я ни могу не верить. Но рассудок просто отказывается принимать такую возможность. Я никогда не любила фантастику. Кэт, у меня, наверное, начинается шизофрения, — прошептала Флоранс. — Все раздваивается.
— Да фиг с ней, — с верой и фантастикой, — помурлыкала Катрин. — Но шизофрения нам точно не нужна. Хватит с нас Мышки.
— Мышка со странностями, но она здоровая девушка, — запротестовала Флоранс. — По крайней мере, я встречала куда более больных людей, которые успешно занимались бизнесом.
— Может быть и так. Возможно, я слишком ярко помню, насколько Мышь была сдвинутой, когда мы познакомились. Сейчас-то я в ней полностью уверена. Так что все дискуссии о том, кто безумнее не имеют принципиального значения.
— А что имеет? — прошептала Флоранс. Ее ноготок в тысячный раз исследовал сложный рисунок татуировки на плече подруги.
— Только ты имеешь значение, — очень легко сказала Катрин.
— Так нельзя говорить. Вот: башни, олень, луна над горами, эти глаза змеиные. А под татуировкой — шрам от пули, — Флоранс озабоченно погладила бицепс с другой стороны.
— Ничего там нет, — засмеялась Катрин. — Все давно заросло. Тогда даже кость не была задета. Я везучая.
— Ты везучая?! А бедро? А бровь? — Флоранс возмущенно приподнялась на локте. — Хорошо, что я, даже когда ты рассказываешь, смутно представляю, как все это происходило на самом деле. Мне нужно пересилить себя и понять. Я очень не люблю кровь.
— Да кто ее любит? Разве что, Блоод, да и то в сугубо специфических обстоятельствах.
— Ты про нее еще расскажи. Я все-таки не понимаю, как можно дружить и спать с вампиром.
— Она больше суккуб, чем вампир. Когда я тебе по порядку расскажу, как мы с ней встретились и через что прошли, ты поймешь, почему с таким существом можно дружить. И спать.
— Ты сказала, что забыть о сексе с ней невозможно. И даже сейчас говоришь о ней с такой мечтательностью.
Катрин запустила пальцы в волосы подруги:
— Я понимаю, что ты не в восторге от этих моих воспоминаний. Но врать я тебе никогда не буду. Блоод — моя настоящая подруга. Как ты, — только тебя я еще и безумно люблю. А Блоод любит своего мужа. Я говорила, что у них родилась малышка?