Эй, прячьтесь !

Сая Казис Казисович

Пес жалобно завизжал, и Гедрюс, выбежав из избы, успел увидеть, как Разбойник улепетывает в кусты.

– Теперь все они хромые, - разведчик развязал последний узелок.
– У Гедрюса коленка, у Микаса икра, а у Кудлатика - сухожилие. Одна Расяле пока бегает. Ну вот...
– он осмотрел платок, - вроде и все.

– А зачем узелки на куртке?
– спросил кто-то из гномов.

– А-а!..
– вспомнил тот.
– Еще Расяле с Гедрюсом поклялись отомстить за Кудлатика. Все время шепчутся, ищут какой-то мешочек, а что они будут делать...
–

Он пожал плечами.
– Может, утопят... Ой, еще один узелок - этот уж и не знаю про что...

– Ну подумай, вспомни, - просили друзья.

Живилёк поскреб белокурую макушку, но все равно ничего не вспомнил. Так и остался узелок под вопросительным знаком...

– Все трое хромают...
– повторил Дилидон.
– А некоторые еще спрашивают, не зря ли мы мучаемся с этими очками. Вот Мудрик может переводить наши слова зверям, птицам и ракушкам. Так и Гедрюс - увидит нас и сможет рассказать другим наши приключения и про тайны природы, - ведь мы их так много знаем. А то они теперь ничего не видят и знай дерутся со скуки.

– Печальней всего будет, - откликнулся Мудрик, - когда им и драться надоест.

– Ладно, - сказал командир.
– Прочь сомнения! Надо подробно обсудить завтрашний поход. Вы подумали, что нам взять с собой?

– Нелегко будет договориться с Пятнашкой. Ужасно трудный язык, - пожаловался Мудрик.
– Без единой гласной! Одни только "с", "ш", "з", "ж" и еще несколько согласных.

– Луковицу надо взять, - откликнулся Бульбук. Он гордился своей выдумкой.

– Хорошо, - одобрил Дилидон.
– Кто еще что придумал?

– Я полагаю, что стоит взять с собой ежа, - предложил Мураш. Если змея нападет, еж не даст нас в обиду.

Все обрадовались. Гномы любили ежа и всегда искали случая взять его с собой в поход.

– А я вот думаю о свирели, - сказал Дайнис.
– Мудрик говорил, что змеи любят музыку.

– Но мы же идем за слезами?
– удивился Бульбук.
– Нам надо ее до слез довести, а не веселить.

– Веселье часто кончается слезами, - как всегда возразил ему Мудрик.

– Мне кажется, - вмешался Мураш, - что все зверьки и птицы плачут только тогда, когда их обидят. Сбили однажды дети ласточкин домик вместе со всеми птенцами. Бедная мать села на ивовый плетень, плакала, плакала - от слез даже плетень зазеленел.

– Ой-оюшки! Что это с тобой, Живилёк?

– Ласточку жалко...
– ответил тот, всхлипывая и вытирая нос шапкой.

– То-то и оно, - вздохнул Дилидон.
– Мы не имеем права обижать даже змею. А как раздобыть эти слезы, нигде не сказано и не написано.

Один вздохнул, другой откашлялся, третий безнадежно махнул рукой. Но все дружно решили отправиться в путь завтра же, как только спадет роса, чтобы к полудню быть у змеи.

На болоте Живилёк показал пень посреди малинника. Здесь он и видел во время полета змею Пятнашку. Дилидон велел Мурашу с ежом спрятаться за малинником, а остальным немного отстать, чтобы толпа не испугала змею.

Сам он вместе с Мудриком, внимательно осматриваясь, зашагал к пню.

Пятнашка, свившись в затейливый клубок, лежала в расщелине и грелась на солнце.

– Пшш-пшш, с-с!
– с поклоном поздоровался Мудрик.

Змея подняла голову, облизнулась тоненьким раздвоенным языком, словно ужалила их крохотными злобными глазками и только тогда ответила на приветствие.

Пока Мудрик, шипя да сипя, растолковывал, кто они такие, красноречие не изменяло ему, но когда пришлось перейти к делу, ученый смутился и принялся расспрашивать, как здоровьице, много ли уродится нынче на болоте клюквы, и понес такую околесицу, что сама Пятнашка не выдержала и осведомилась, чего они все-таки от нее хотят.

– Моих слез?!
– возмутилась она.
– Вот для чего они явились с ведром! Я вам не крокодил, чтоб лить слезы... ведрами.

– Дорога плохая: вереск, топи, - теребя шапку, оправдывался Мудрик.
– А тут такая драгоценность... Боялись расплескать.

– Нет-нет-нет!
– сморщилась змея.
– Никогда я еще не плакала и не собираюсь.

– Что вы, уважаемая?!
– вмешался Дилидон.
– Кто не плачет, тот и не смеется.

– Разве я говорю, что смеюсь! Да, я никогда не смеюсь и не плачу.

– Невеселая у вас жизнь, - вздохнул Мудрик.

– А я и не говорю, что веселая!
– заявила змея, как отрезала.

– У нас тут луковица есть...
– по знаку Дилидона заговорил Мудрик.
– Если вы позволите, мы поднесем ее поближе. От луковицы, видите ли, многие... гм... если не плачут, то хоть прослезятся.

– Ладно уж, несите. Посмотрим, кто тут прослезится.

Бульбук проворно раздел луковицу, надрезал крест-накрест и, поднатужившись, затащил на пень. Пока он возился с луковицей, слезы так залили ему глаза, что он чуть не наступил змее на хвост.

Пятнашка понюхала луковицу, лизнула и даже не поморщилась.

– Видите...
– прошипела она.
– Говорила я? Лучше приведите сюда того, кто врал, что змеи плачут. Уж он-то у меня наплачется! Других до слез довести - это мы умеем...

– Мы знаем... Слышали, что вы очень больно жалите. Многие боятся вас как огня. Но и у вас есть враги, которые...

– А я и не говорю, что нет!

– Ну вот. Если они обижают вас или ваших близких, неужто у вас не болит сердце?
– допытывались гномы.

– А я и не говорю, что не болит!

– Но ведь когда поплачешь, полегчает. Как же вы без слез?..

– А я и не хочу, чтоб мне полегчало! Вы слезы льете, а мы копим яд. От боли, от гнева, от досады - от всего понемножку. А потом ка-ак ужалим!

– Да, - согласился Мудрик.
– Но в теплых странах живут, например, гремучие змеи. Еще поядовитей вас. Не могу сказать, плачут ли они, а вот повеселиться, поплясать очень любят. Заклинатель монотонно так играет на дудочке, а они как разойдутся, даже на кончик хвоста становятся!