Эйнштейн
Шрифт:
Как и большинство семей беженцев, семья Эйнштейна уплатила свою дань холокосту. Двоюродный брат Роберто, сын дяди Якоба — дорогого Якоба, приобщившего Альберта к физике, — своими глазами видел, как нацисты убили его жену и детей. Ему удалось бежать. Позже он покончил с собой.
Как всё это стало возможно? Почему Эйнштейн ничего не знал? Неужели он невнимательно слушал? Не научился читать между строк, понимать то, что скрывается за молчанием? Почему, черт возьми, не обратились к нему? А что он мог сделать? Он шепчет про себя, что Рузвельт был в курсе. Можно было попытаться что-нибудь сделать. Но не сделали ничего. Думали о другом.
Нужно было не спасти один народ, а победить врага.
Но может ли Эйнштейн держать зло на Америку? Она ввязалась в битву, сберегла то, что еще можно было сберечь. Эйнштейн озлоблен на других. Его горечь не смягчится за те десять лет, что ему еще осталось прожить.
Он зол на Германию. Словно это личная обида Эйнштейна на немецкий народ.
Он никогда не простит. Никогда.
К немецкому народу он будет питать неугасимую ненависть. Он никогда не будет различать немцев и нацистов. На седьмую годовщину «Хрустальной ночи», выступая на церемонии в мэрии Нью-Йорка, он заявил: «Семь лет назад началась операция по систематическому истреблению еврейского народа, организованная немцами. Сегодня власть великих преступников сломлена, после того как они убили миллионы наших братьев».
Цивилизация, достигшая высочайшего уровня утонченности, народ Гёте и Шиллера выхолостил человеческую душу, поставил ее ниже животных инстинктов.
Он писал: «Весь немецкий народ целиком несет ответственность за избиение, и он должен весь целиком понести кару… За нацистской партией стоял немецкий народ».
Берлин, где он познал счастье, Мюнхен и воспоминания о безоблачном детстве… Он клянется, что ноги его там больше не будет.
Он запрещает продавать свои книги в Германии.
Он будет верен клятве до конца своих дней.
Каким вырисовывается его будущее после бури?
В конце концов, он еще хоть куда. Ему всего 66. Его мозг остер и жаждет открытий. Он чувствует, что готов вновь взяться за свою теорию единого поля. Да, его сердце еще бьется. О нем даже распускают слухи, будто у него любовницы! Чего еще желать в оставшиеся дни своей жизни?
И вот наступают новые времена. Ядерная угроза отныне нависла над всем человечеством.
Речи с Востока, на которые отвечают заявлениями с Запада, возвещают о крушении вчерашних союзов. Между державами-победительницами наступает отчуждение. Американцы скрыли от Сталина свою ядерную программу. Диктатор считает, что его предали. Унизили. Наверное, его ученые уже вступили в ядерную гонку. После мировой войны настала холодная война.
Будущее Эйнштейна? Возможно, оно не усыпано розовыми лепестками…
Но может быть, ему всё же удастся дать последний бой. Его мечты остались неизменны. Вот где его победа над варварством. Вот что он сказал бы Ленарду, если бы встретил этого беглеца.
Он мечтает о мировом правительстве. Он мечтает о всеобщем мире. Мечтает…
Элен Дюкас входит в комнату и прерывает его мечты. Смущенно, неловко подает ему прессу за неделю. Выходит из комнаты с тем же чувством смутной тревоги, с каким и вошла. Ей хватило ума запрятать журнал «Тайм» в середину объемистой кипы газет. Может быть, этим утром Эйнштейн не станет читать прессу.
От крика бешенства задрожали стены.
Они посмели! «Тайм»! Журнал, которому он никогда не отказывал в
Они посмели! Эйнштейн не верит своим глазам. Он на первой полосе «Тайм» — такого не было уже лет десять. Но его портрет помещен на фоне ядерного гриба и знаменитой формулы.
В редакционной статье журнал утверждает, что Эйнштейн — отец атомной бомбы.
Вот его новый бой. Он охотно обошелся бы без него.
Да, надо признать, это он написал Рузвельту, чтобы уговорить его ввязаться в атомную гонку. Больше всего на свете он боялся того, что несравненное оружие попадет в руки несравненного тирана. В определенном смысле своим обращением он хотел спасти человечество, бывшее в опасности. Этот призыв обратился в крест, который ему предстоит нести.
Отныне в каждом интервью ему задают этот вопрос. Его подозревают, не говоря этого прямо. Или же безапелляционно обвиняют. Нет, он не отец атомной бомбы! Он никогда не участвовал в Манхэттенском проекте. Последнего никто не отрицает. Но письмо Рузвельту было опубликовано. Письмо его уличает. Это он подтолкнул Рузвельта к тому, чтобы пустить в ход опасную машину. Ему надо ответить за этот поступок. Он защищается. С ним встречается французский историк Жюль Исаак, упоминает о знаменитой формуле. Спрашивает, не испытывал ли Эйнштейн сомнений, выдвигая это уравнение. Нобелевский лауреат логично возражает: «Вы думаете, что тогда, в 1905 году, я должен был предвидеть создание атомной бомбы?»
Всегда считалось, что ученые из Лос-Аламоса и Эйнштейн поддались панике из-за немецких проектов. Всполошились на пустом месте. После войны они сами, мучимые чувством вины, думали, что попали в ядерный переплет, тогда как немцы были неспособны довести такой проект до конца. Последние исторические исследования доказывают обратное. Сегодня историки, опираясь на архивы, рассекреченные после развала социалистического лагеря, показывают, что гитлеровская бомба была вовсе не плодом воображения. Руководитель проекта Гейзенберг лишь пытался увильнуть от ответственности, заявляя после войны, что никогда не смог бы дать такую бомбу вермахту.
Историк Райнер Карлш из Берлина показывает в основательно документированной книге, основывая свои выводы на исследовании и сопоставлении многих тысяч архивных документов, как Гейзенберг, сотрудничая с промышленными кругами Германии, всю войну вел исследования с целью создания бомбы.
Карлш не просто посеял сомнения. Нацисты проводили ядерные испытания, причем дважды — удачно! Удалось изготовить атомные бомбы малой мощности, основанные на иной технологии, близкой к будущим тактическим ядерным и нейтронным вооружениям. Наверное, вот почему в январе 1945 года, когда гитлеровцев уже теснили на всех фронтах, министр вооружений Альберт Шпеер был убежден, что, если бы нацисты «продержались» еще год, они бы выиграли войну.
Немецкий историк отправился по местам «опытов» для замера уровня радиации. На его взгляд, вывод однозначен: да, немцы проводили ядерные испытания. Атомные исследования при Гитлере окружали такой же строжайшей тайной, как и «лагеря смерти».
Ядерный реактор якобы удалось построить в Готтове, под руководством физика Курта Дибнера.
«Чистые» ядерные заряды были испытаны уже в октябре 1943 года. В августе 1944-го авиаконструктор Зангер предложил план налета на Нью-Йорк.
В начале 1945 года СС запросила у вермахта запасы радия.