Эйваз

Хард Натали

Такие люди, как Сей-Ман, всегда притягивают внимание других, потому что знают себе цену и идут исключительно своим путем, не обращая внимания на заносчивые ветра людских слабостей и противоречий.

И еще…

Он был достаточно молод для затворника.

В моем представлении все сенсеи были если не стариками, то достаточно преклонного возраста – Сей-Ману же было едва за сорок.

Думаю, если бы он был лет на пятнадцать моложе, – не раздумывая, влюбилась в него.

Взволнованная предстоящим разговором, я покосилась на непроницаемый лик учителя и тоже уставилась вдаль, где заснеженные пики гор сливались с небом. Смуглая лысая голова и коренастая фигура, облаченная в кашаю из ярких красных лоскутков, величественно возвышалась сейчас на горе и очень гармонично вписывалась в окружающие пейзажи на фоне багрового заката.

– Я слушаю, – тихо произнес он, разглядывая крошечные белые домики у подножия, которые в ночные часы превращались в таинственную цепочку огоньков.

– Ветрено, – брякнула невпопад я, не решаясь сразу спросить о насущном.

– Пришла поговорить о погоде? – его губы растянулись в саркастической улыбке.

Я кратко вздохнула – понимая, что несу чушь, – набрала в легкие воздуха и отважилась.

– Нет, не о погоде. Хотела уточнить, когда мы… – пронзительный взгляд Сей-Мана не дал договорить.

Поежившись, я растерла плечи и перевела взгляд на Скурудж, которая лежала у ног учителя, словно собачонка, и посматривала то на меня, то на него.

– Видимо, действительно ветрено, – и снова слова прозвучали с иронией.

Я пропустила ее мимо ушей и решила зайти издалека.

– Скажи, почему ты стремишься жить в максимальной изоляции от мирского общества? И для чего забрался так высоко?

По всей видимости, вопрос прозвучал для учителя неожиданно, он бросил удивленный взгляд, но ответил:

– Для меня дом – это целый мир, Тая, в котором нет преград и границ. А забрался так высоко – чтобы туристы не беспокоили.

Ох уж это восточное мышление не разумом, а телом и духом!

Как же хотелось проникнуть в голову учителя и посмотреть на мир его глазами! Но не смогу себе позволить подобного никогда: глубочайшее уважение к этому человеку перекрывало мой праздный интерес.

– Ты ведь пришла поговорить не об этом, верно? – он перевел взгляд в небо, где над долиной кружил Покер.

Зрелищем можно было наслаждаться неустанно. Величественная птица с огромным размахом крыльев в два метра сейчас казалась крохотной в бескрайнем пространстве безоблачного полотна.

– Скажи, как тебе удалось его приручить? – качнула я головой в сторону беркута. – Ведь это же хищная дикая птица.

– Приручить? – удивляясь, переспросил учитель. – Я никого не приручал, Тая. Это его выбор.

– Ого, – оживилась я в надежде на интересную историю. – Но он же не прилетел сюда к тебе, чтобы вальяжно прохаживаться рядом и угощаться из твоих рук. Верно?

– Верно, – терпеливо произнес Сей-Ман. – Я спас его, когда он был птенцом.

– Ну, конечно! – воскликнула я. – И как мне не пришло это в голову сразу?

– Не знаю, – подначил учитель.

– Очень смешно… – шутливо возмутилась я, картинно закатывая глаза. – Знаешь, не все такие умные и проницательные, как ты!

Сей-Ман смотрел безотрывно, и я заволновалась.

– М-м, ладно… – зрительный контакт пришлось прервать, хотя, надо признать, он был мне приятен. – Расскажи лучше, как это было?

– На равнине, что по дороге к ущелью, волки пытались его разорвать, я их отогнал, забрал его в дом, подлечил крыло и выпустил на свободу, решив, что он улетит. Но он решил остаться. Улетать – улетает, но надолго не пропадает. Я и сам удивлен, поскольку эти птицы очень чувствительны к беспокойству со стороны человека.

– А зачем он бросает к порогу нам разную живность?

– Так повелось с самого начала, как только он выздоровел. Наверное, полагает, что иначе могу умереть с голоду. Подкармливает. Раньше, кстати, приносил реже, теперь, видимо, смекнул, что я обзавелся самкой, скоро пойдут птенцы, надо кормить чаще, – губы Сей-Мана растянулись в улыбке, и я залюбовалась этим зрелищем.

Какой же он…

Мужественный и по-своему красивый!

– Прости, самкой – это мной? – неуклюже поинтересовалась я.

– Тая, я озвучил всего лишь мысли птицы. Не стоит заострять на этом внимание.

Мне стало неловко, учитель поймал мой изучающий взгляд, и я потупила взор.

– Итак… – понизив голос, Сей-Ман в одно мгновенье переключил тему. – Чем могу помочь?

– Э-э… Не уверена, что…

– Спрашивай, что хотела. Птица ведь здесь ни при чем, так?

– Ни при чем, – тихо согласилась я. – Хотела спросить, что гласит эта надпись, ее сделал ты? – я кивнула на хижину, где над входом висела длинная доска с вырезанными и непонятными для меня обозначениями:

– Да, это вырезал я. Надпись сделана на непальском – переводится примерно как «ветер перемен дует с Востока».

– В этом есть какой-то особый смысл?

– Нет, – с улыбкой ответил учитель. – Это достаточно расхожее выражение. А теперь я тебя слушаю, о чем ты хотела спросить на самом деле.

Эти слова заставили меня прерывисто вздохнуть.

– Учитель, я здесь уже четыре месяца и переживаю, что совсем не изучаю силат.

– Силат? – неожиданно громко воскликнул он. Брови мастера шевельнулись от удивления, заставляя насторожиться. Интересно, он понимает, о чем я?

– Да… Силат. Я хочу…

– Забудь это, – резко прервал он.

Вздрогнув всем телом, я буквально оцепенела, в мозгу стучала лишь одна мысль: «Неужели напрасно проделала такой путь?»

Но тогда учитель был не вправе молчать об этом с самого начала.

– Что значит – забыть? – всматриваясь в строгое лицо, я искала ответ на свой вопрос.

Сей-Ман искренне удивился:

– Ты действительно не понимаешь, почему мы не изучаем силат?

– Нет, – еле слышно пролепетала я, и Сей-Ман смерил меня взглядом, словно таракана. – Да, не понимаю! – не желая выглядеть в его глазах насекомым или пресмыкающимся, твердо и уже достаточно громко заявила я.