Фабий Байл. Прародитель
Шрифт:
— И ты хочешь все это увидеть, — сказал Байл.
— А ты нет? — повернулся к нему Блистательный.
— Не очень. Но дела остальной Вселенной меня в принципе мало интересуют, — ответил Байл и крепче сжал посох, — Чего ты хочешь на самом деле, Касперос?
— Чего я хочу? Я хочу всего. Я хочу тушить звезды и вырывать из судеб все, что они обещали. Я хочу ощутить на лице жар умирающего солнца и написать свою историю на плоти новорожденного мира. Я хочу, чтобы ты был рядом, когда я вступлю во тьму и обрету совершенство. И
Байл отвернулся.
— Ты не можешь мне дать ничего из того, что я хочу.
— Что-то должно быть. Какой-нибудь обрывок плоти, какие-нибудь мутированные гены, вырванные из тела врага. Помнишь, как мы взяли Град Песнопений? Или как осаждали Монумент и обрушили огненный дождь на Луперкалиос? Как мы проливали кровь, чтобы заполучить то, что ты хотел?
Байл помнил. Это был последний гениальный гамбит. Последняя кампания для Третьего легиона и его союзников после катастрофы на Скалатраксе. Последний шанс удержать от распада то, что было обречено на распад. И все напрасно.
— Мне нужно от тебя еще кое-что, — сказал он.
— И что же?
— Живой организм, чтобы играть роль центрального узла, — ответил Байл.
— Какой организм, Фабий?
— Аугментированный. Можно психически, можно нет. Закаленный пустотой. Способный выдерживать запредельные нагрузки… и вызывать их, — Байл постучал пальцем по горлу и улыбнулся, — Желательно в вокально-звуковой области. Насколько мне известно, у тебя на борту есть несколько таких субъектов.
— Какофоны, — выдохнул Блистательный. Демонетки перестали прыгать и замолчали, — Тебе Олеандр сказал?
— Да, — ответил Байл. — Измененный организм шумодесантника способен выдержать такое внутреннее давление, от какого трансчеловек просто взорвется. Давление, подобное тому, какое вызовет в носителе эта нейронная сеть. Смертный псайкер сгорит за считанные секунды. Даже сыновья Магнуса не выдержат такую психическую отдачу. Но какофоны на это способны.
Блистательный медленно кивнул. Сбившиеся в кучку демонетки зашипели на Байла, но без особой злости, поэтому он отложил в сторону оружие.
— Ты лично обратишься с этой просьбой в Обитель шума. Я не буду требовать от избранных Слаанеш, чтобы они изменили своему долгу из-за твоих прихотей.
Байл склонил голову.
— И что такое Обитель шума, Касперос?
— Я же просил не называть меня так, Фабий, — Блистательный снял со стены эльдарский клинок и провел пальцами вдоль лезвия, — Они поселились на одной из внешних наблюдательных палуб. Тебе придется пересечь корпус, чтобы добраться до них. Мы давным-давно перекрыли все внутренние коридоры из-за вторжения нерожденных. Какофоны их уничтожили и объявили те территории своими. Теперь там находится их цитадель. Обитель шума.
— В
— А почему ты не хочешь остаться? — парировал Блистательный, — Неужели я так жалок, что даже у главного апотекария вызываю отвращение? Разве моя работа здесь не прекрасна?
— Ты не болезнь, ты лишь симптом, — покачал головой Байл. — Человечество стояло на пороге величия, Касперос. А мы отняли у него это будущее из-за массового наваждения.
— Ты так говоришь, будто жалеешь о том, что мы сделали, — сказал Блистательный и повесил эльдарский клинок обратно на стену.
— Жалею? — отозвался Байл, — Нет. Но в моей природе — сомневаться и задавать вопросы, а наши братья стали рабами догмы, которая ничем не лучше, чем идеи лоялистов. И обменяли одну форму неволи на другую, и ради чего? Ради возможности уподобиться ничтожнейшему из рабов. Как тебе твое ярмо, Касперос, не давит? Или ты еще не заметил веса? Ничто не заставит меня разделить его с тобой.
Блистательный несколько секунд молчал. Затем сказал с усмешкой:
— Неудивительно, что тебя так ненавидят, Фабий. Ведь это ты нас такими сделал. Ты, Фулгрим, Люций, Эйдолон и остальные… Вы завели нас в пасть демона. Мы последовали, но впереди шли вы. Ты показал нам новые способы кричать, веселиться, убивать, а теперь жалуешься, потому что… Почему? Потому что мы не выбрали жизнь аскетов, как ты?
— И что же ты выбрал, Касперос? Какие непередаваемые чудеса ждут тебя, когда ты сбросишь смертную оболочку?
— Я стану непостижимым существом, не знающим ни ограничений, ни слабостей. Я стану одним целым с нашим божественным покровителем и с нашим примархом, — Он наклонился к Байлу и положил руку ему на плечо, — Меня ждут чудеса, которые ты и вообразить не можешь, Фабий. И я буду наслаждаться ими до конца времен.
Байл скинул руку Блистательного и отвернулся.
— Этим мы и отличаемся. Ибо я стараюсь не для себя. Я стараюсь ради всего человечества. Для лучшего человечества, способного легко пережить шторм безумия, до сих пор атакующий стены реальности. Может, я не доживу до его расцвета, но я возведу его фундамент — на костях всех нас, если потребуется.
Блистательный отступил.
— Люций был прав насчет тебя, — сказал он. — Ты абсолютно безумен.
— Нет. Я просто смертельно устал. А теперь прошу меня извинить, мне нужно посетить твоих какофонов.
Он хотел пройти мимо Блистательного, но тот остановил его, упершись рукой в грудь.
— Когда я сказал Конклаву, что тебя тоже стоит пригласить, надо мной посмеялись. Мне сказали, что ничто не заставит тебя вылезти из своей норы. Но я знаю: однажды ты поймешь, что он тебе необходим. — Блистательный улыбнулся. — В конце концов, ты все-таки явился.