Фабрика №22
Шрифт:
Я чувствовал страх исходивший от Митча к Холлу. Он был запуган и скован. Собачка Холла обнюхала почтовый столб на участке Митча и бесцеремонно его обоссала, вызвав лишь ироничную улыбку у своего хозяина, который тут же взял её на ручки и принялся тискать. Взгляд Митча был пустой и бессмысленный.
Я плюнул на всё это и подошёл к Сальме. Она тяжело посмотрела на меня и зашла в дом. Я подался за ней. Сальма встала у окна и безразлично прислонилась к нему головой. Я взял её за руку…
– Я трижды виноват перед тобой, – тихо сказал я. – Сначала за драку на дороге. Теперь вот с Митчем…
– А третье что? – спросила она слабым голосом.
– За витрину, – шепнул я. – Я ведь так и не рассчитался за тот случай…
Сальма немного улыбнулась, отстраненно смотря на улицу. Все от меня устали. Я и сам от себя устал.
– А знаешь, проси, что хочешь, – предложил я.
– Всё-всё? – поинтересовалась она.
– Абсолютно. Любое желание. Я всё сделаю.
Сальма оторвалась от окна и сняла ошейник с Пончика.
– Брайан.
– Мм?
– Своди меня в театр?
– Театр? – спросил я недоуменно.
– Угу, – кивнула она. – Если можно, конечно. Я хочу в театр.
Я закинул прядь её густых, черных волос ей за ушко. Когда-то я мечтал об этом. Сидел в подсобке её магазина, смотрел на то, как она читает книгу, попивая чай, и мечтал прикоснуться к её волосам. Как же мало мне нужно было тогда, чтобы быть счастливым. Почему же сейчас я так вымотан? Что мешает мне вновь чувствовать так, как прежде?
– Что ж, придётся покупать костюм, – улыбнулся я и обнял её.
– А ты счастлив? – вдруг спросила Сальма, как будто прочитав мои мысли.
Мягкая, хрупкая, маленькая, ранимая моя девочка. Я прижимал её и мне хотелось выть от безумия. Если человек спрашивает о счастье, значит он очень далек от него. Даже я понимал это.
– Я не знаю, как сделать тебя счастливой, – прошептал я.
– Просто сам будь счастлив, – ответила она. – И я всегда буду рядом.
Я всё ещё помню этот момент в собственной жизни. Помню его очень хорошо и отчётливо. Тогда мне казалось, что счастье – это облако, которое необходимо найти и раствориться где-нибудь поблизости. Как жаль, что я не знал, что счастье – это то, когда тебя понимают. И оно всегда было рядом. Моё счастье.
Я был когда-то счастлив. Был…
Мы сели в машину и поехали в театр. Ехали тихо и молча. Иногда я посматривал на неё украдкой. Я не уверен в том, что могу кому-то что-то советовать. Сам ещё тот дурак, чтобы чему-то учить. Но я точно знаю, что нужно чаще смотреть на тех, кого любите. Смотреть кротко и вдохновенно. Это одно из скрытых удовольствий в жизни, что многие теряют, не понимая, как много удовольствия может принести созерцание собственного вдохновения – человека, что выбрал вас спутником собственной судьбы. Берегите свою любовь.
Она смотрела на тени соснового леса, водя глазами из стороны в сторону. На светофоре рассматривала какого-то весёлого чудика, играющего на скрипке, и слегка улыбалась уголками губ. Потом проводила взглядом маленькую девочку с зеленым воздушным шариком. Несколько минут рассматривала ногти на своих аккуратных и тонких пальчиках. После чего задумалась и смотрела в одну точку, практически не моргая и вновь чему-то улыбаясь. Глаза Сальмы блестели и были счастливы.
Мы приехали. Я подошёл к кассе и купил билеты. Драматическая пьеса называлась просто и незатейливо: «Карандаш».
Я никогда не был в театре по понятным причинам. Меня поразило тут всё и сразу. Количество людей, близость сцены, красные велюровые стулья с номерками на спинках, огромная раскидистая люстра под самым потолком и, конечно же, неописуемый фарс, что пропитывал воздух и насквозь пронизывал чувством собственной важности всех присутствующих.
На душе было очень неуютно и волнительно. Как будто мне самому предстояло петь и плясать на деревянной сцене, освещенной гроздью разноцветных прожекторов и заставленной красочными декорациями.
Но Сальме здесь было очень хорошо и гармонично. С того момента, как усатый пафосный гардеробщик в белых перчатках принял её пальто, тем самым обнажив мою женщину до завораживающего ярко-красного платья с черным поясом, она стала центром вселенной, засияв на театральном небосводе полярной звездой.
Толстопузые мужики с пунцовыми щеками и потными ладошками, все как один, принялись пожирать её глазами, водя своими бесстыжими похотливыми гляделками по зоне декольте, бёдрам, шее, волосам и даже пяткам моей прекрасной леди, рассматривая туфли на высокой шпильке.
Моя женщина была прекрасна и обворожительна. А местные лицемерные придурки, что привели сюда своих нагламуренных самок, напудренных жен и просто любовниц, при этом имеющие наглость бросать свои косые взгляды в сторону моей музы, не стоили даже капли её внимания.
Прозвучал третий звонок. Зал расселся по местам. Погас свет, заиграла музыка и началось представление. Суть такова: жил был парень, что получил в руки волшебный карандаш. Всё, что им напишешь – исполнится. Парень был не совсем умный и писал всякую дурь. Сначала он стал очень богатым. Потом заставил полюбить себя весь мир, оставаясь при этом редким засранцем. Получил славу, уважение и признание всего света. Потом он повстречал девушку, которая ему очень понравилась. Очень нежную и скромную. Какая-то простушка из крестьянской семьи. Они поговорили, и он решил непременно её добиться. Но та ухаживала за своим пожилым отцом, тянула на себе хозяйство и не собиралась влюбляться в богатенького и всемогущего самодура.
Тогда тот написал карандашом своё желание и заставил её полюбить себя. И тут девку как будто подменили. Стала хамить, грубить, но при этом клясться в верности и покорности к своему суженому-ряженому. В конце концов, ему это надоело, он понял, что всё, что написал в своей тухлой жизни – есть притворство и разломал карандаш об колено. Девчонка тут же вернулась к своему отцу, а всё богатство и признание мгновенно улетучились. Он приехал в деревню к этой девчонке и стал помогать ей вести хозяйство без всякой надежды. Сначала они подружились, а позже полюбили друг друга и поженились. Конец.