Факел

Вернер Ник

— Если ты готова, можем уходить, — сдержанно сказал я. — Но обратно нам придется спускаться к реке и идти вброд. Я сейчас не смогу безопасно повторить трюк с молнией.

— Готова, — спокойно сказала Марена. — Идём вброд, мне подходит.

Мы вышли из пещеры и начали спускаться по склону слева от уступа, пробираясь через снег и придерживаясь за торчащие из него стволы деревьев и ветки кустов. Высоту мы теряли медленно, чтобы спуститься к реке в её широком месте, выше по течению, что вчера подметила Марена…

«Факел? Неррон? Яромир? Да делайте что хотите! — злился я,

пытаясь всё же не свалиться в реку раньше срока. — Надо быть в Яренке?! Буду!»

Часть 5

Глава 15. Опора

Леон

С тех пор, как Леон попрощался с графиней Ронеттой и улизнул от исполнения своего долга перед ней, прошло две недели. Домой он мог бы добраться и за более короткий срок на почтовом грифоне, но денег у него на это не было, и пришлось добираться в Дионвест, находя попутчиков, соглашавшихся его бесплатно подвезти.

Когда город появился на горизонте, Леон разглядел башни Летающей Крепости Мэйн, возвышающиеся над городской стеной, и понял, что раз Крепость отца на своей домашней стоянке в центре города, значит, и отец дома. Его это и обрадовало (он сможет помочь Эрику), и огорчило (ему сегодня же придётся разговаривать с отцом) одновременно.

До города он добрался к обеду. Ещё несколько часов он шёл через город к Крепости, окончательно собираясь с мыслями и настраивая себя на предстоящий разговор — разговор не о делах Эрика, но касающийся места Леона в жизни отца. Сколько раз он не пытался поговорить об этом с отцом, всегда это заканчивалось одинаково: криками отца и слезами Леона, когда он ещё был маленьким, и криками отца и молчанием Леона, когда он начал считать себя достаточно взрослым, чтобы больше не плакать.

Леон научился молча, терпеливо и равнодушно выносить все те несправедливые и унизительные слова, которые отец всегда бросал в его сторону по поводу и без повода, не задумываясь о душевных переживаниях мальчика, да и не залезая за словом в карман. Равнодушие Леона к словам отца бесило последнего ещё больше — он орал ещё громче, но Леона он никогда не бил.

В последнее несколько лет такие «задушевные беседы» бесили и Леона, но отцу он не перечил — считал бесполезной тратой времени. Теперь он всегда делал так, чтобы отец на него орал хоть за дело, то есть справедливо. Совесть за свои поступки Леона давно уже не мучила. От неё он отказался, когда понял, что несправедливые нападки в свою сторону терпеть уже выше его сил.

Восстанавливать справедливость Леон решил единственным доступным ему способом: раз он не может заставить отца быть справедливым по отношению к «хорошему» Леону, то решил заставить отца быть справедливым к «плохому» Леону. У него это получилось, и справедливость в глазах Леона восторжествовала, а что при этом происходило вокруг и кто что об этом думал — лишь мелочи, недостойные его внимания.

Сегодня Леон был уверен, что даже отец не удержится, чтобы не поднять на него руку.

«Точно будет орать, унижать, а то и действительно ноги переломает и запрет

дома, как калеку», — думал Леон, идя по центральной площади Крепости к Башне Графа.

Правда, сейчас ему уже было всё равно на то, что сделает с ним отец. Ему надо было просто продержаться первую часть разговора о том, где он пропадал, чтобы всё же перейти ко второй — делу Эрика.

За две недели у Леона было достаточно времени, чтобы тщательно подготовился к этой встрече, и теперь он был уверен, что уж точно справится со всем, что бы ни «вылил» отец ему на голову. Ведь сейчас помощь отца была нужна не ему, а Эрику — человеку, которого он уважал и который уважал Леона в ответ. В мире Леона было только два таких человека — Киран и Эрик, и ради того, чтобы сохранить это взаимное уважение, он был готов на всё. Тем более сейчас Эрику действительно была нужна помощь, а помочь мог только он.

Страже на входе в Крепость Леон приказал передать графу Мэйнеру, что пришёл его сын с ним поговорить. Вскоре он получил ответ, что граф его ждёт в своём кабинете в Башне Графа, и Леона под конвоем повели туда.

«Ничего не поменялось, — равнодушно думал Леон, свободно идя по Крепости в сопровождении двух стражников. — У себя дома, как в тюрьме».

Перед дверью в кабинет отца Леон остановился, мысленно выдохнул, подготавливаясь к предстоящему «разносу», и постучал.

— Входи, — послышался спокойный голос отца из-за двери.

Леон невозмутимо открыл дверь, готовый ко всему на свете, но тут же потерял всё самообладание и с презрением сказал:

— Отец, ты жалок.

Перед ним сидел «забитый» сутулый и поседевший «старик» и меланхолично смотрел в какие-то бумаги в своих руках. На Леона он даже не взглянул.

Леон ошарашено замер в двух шагах от двери, не понимая, куда делся тот вспыльчивый и самоуверенный сорокалетний мужчина, который ещё недавно грозился переломать ему ноги.

Леон не мог увидеть в этом потухшем человек отца, как ни старался.

«Может, моего отца подменили?» — его сознание предложило спасительную мысль.

— Мне это не нравится, — всё так же с презрение продолжал Леон.

— Так уходи, — безэмоционально ответил отец.

«Что значит „уходи“?! — не понял Леон. — Как это „уходи“? Куда я пойду?»

— Кто тебя сломал? — резко спросил Леон уже без презрения в голосе.

— Ха! — горько усмехнулся отец.

— Пещера? — уже спокойно спросил Леон, ему даже стало немного интересно.

— Мы из неё вышли без потерь, — равнодушно ответил отец.

— Ты не смог вывезти аметисты? — с сомнением в голосе спросил Леон.

«Это бы лишило его целого состояния!»

— Вывез… — голос отца дрогнул.

— Но? — всё не понимал Леон.

На этот раз отец поднял на него горький насмешливый взгляд:

— А ты сам подумай, сынок.

«Сынок?! — опешил Леон, не веря своим ушам. — Он впервые за столько лет назвал меня „сынок“?! Не сволочь?! Не урод?! Не отребье?! А сынок?!»

Леон не знал, что и ответить… Но тут откуда-то из глубин сознания всплыла зеленая с серебром эмблема «Пирс 18» — места, где закончился его первый побег от отца в Марингерде.