Фанданго (сборник)
Шрифт:
Мард налился кровью.
– Пусть возят пассажиров тонконогие франты с батистовыми платочками; пока я на «Морском Кузнечике» капитан, у меня этого балласта не будет. Я парусный грузовик.
– Будет, – сказал Аллигу.
– Не раздражайте меня.
– Подержим пари от скуки.
– Какой срок?
– Год.
– Ладно. Сколько вы ставите?
– Двадцать.
– Мало. Хотите пятьдесят?
– Все равно, – сказал Аллигу, – денежки мои, вам не везет на легкий заработок. Я сплю.
– Хотят, – проговорил Мард, – чтобы я срезался на пассажире. Вздор!
С палубы долетел топот, взрыв смеха; океан вторил
– Чего они? – спросил капитан. – Что за веселье?
– Я посмотрю.
Боцман вышел. Роз прислушался и сказал:
– Вернулись матросы с берега.
Мард подошел к двери, нетерпеливо толкнул ее и удержал взмытую ветром шляпу. Темный силуэт корабля гудел взволнованными, тревожными голосами; в центре толпы матросов, на шканцах блестел свет; в свете чернели плечи и головы. Мард растолкал людей.
– По какому случаю бал? – сказал Мард. Фонарь стоял у его ног, свет ложился на палубу. Все молчали.
Тогда, посмотрев прямо перед собой, капитан увидел лицо незнакомого человека, смуглое вздрагивающее лицо с неподвижными искрящимися глазами. Шапки у него не было. Волосы темного цвета падали ниже плеч. Он был одет в сильно измятый костюм городского покроя и высокие сапоги. Взгляд неизвестного быстро переходил с лица на лицо; взгляд цепкий, как сильно хватающая рука.
Изумленный Мард почесал левую щеку и шумно вздохнул; тревога всколыхнула его.
– Кто вы? – спросил Мард. – Откуда?
– Я – Гнор, – сказал неизвестный. – Меня привезли матросы. Я жил здесь.
– Как? – переспросил Мард, забыв о больной руке; он еле сдерживался, чтобы не разразиться криком на мучившее его загадочностью своей собрание. Лицо неизвестного заставляло капитана морщиться. Он ничего не понимал. – Что вы говорите?
– Я – Гнор, – сказал неизвестный. – Меня привезла ваша лодка… Я – Гнор…
Мард посмотрел на матросов. Многие улыбались напряженной, неловкой улыбкой людей, охваченных жгучим любопытством. Боцман стоял по левую руку Марда. Он был серьезен. Мард не привык к молчанию и не выносил загадок, но, против обыкновения, не вспыхивал: тихий мрак, полный грусти и крупных звезд, остановил его вспышку странной властью, осязательной, как резкое приказание.
– Я лопну, – сказал Мард, – если не узнаю сейчас, в чем дело. Говорите.
Толпа зашевелилась; из нее выступил пожилой матрос.
– Он, – начал матрос, – стрелял два раза в меня и раз в Кента. Мы его не задели. Он шел навстречу. Четверо из нас таскали дрова. Было еще светло, когда он попался. Кент, увидев его, сначала испугался, потом крикнул меня; мы пошли вместе. Он выступил из каменной щели против воды. Одежда его была совсем другая, чем сейчас. Я еще не видал таких лохмотьев. Шерсть на нем торчала из шкур, как трава на гнилой крыше.
– Это небольшой остров, – сказал Гнор. – Я давно живу здесь. Восемь лет. Мне говорить трудно. Я очень много и давно молчу. Отвык.
Он тщательно разделял слова, редко давая им нужное выражение, а по временам делая паузы, в продолжение которых губы его не переставали двигаться.
Матрос испуганно посмотрел на Гнора и повернулся к Марду:
– Он выстрелил из револьвера, потом закрылся рукой, закричал и выстрелил еще раз. Меня стукнуло по голове, я повалился,
– Зачем вы, – сказал Мард, – зачем вы стреляли в них? Объясните.
Гнор смотрел дальше строгого лица Марда – в тьму.
– Поймите, – произнес он особенным, заставившим многих вздрогнуть усилием голоса, – восемь лет. Я один. Солнце, песок, лес. Безмолвие. Раз вечером поднялся туман. Слушайте: я увидел лодку; она шла с моря; в ней было шесть человек. Шумит песок. Люди вышли на берег, зовут меня, смеются и машут руками. Я побежал, задыхаясь, не мог сказать слова, слов не было. Они стояли все на берегу… живые лица, как теперь вы. Они исчезли, когда я был от них ближе пяти шагов. Лодку унес туман. Туман рассеялся. Все по-старому. Солнце, песок, безмолвие. И море кругом.
Моряки сдвинулись тесно, некоторые встали на цыпочки, дыша в затылки передним. Иные оборачивались, как бы ища разделить впечатление с существом выше человека. Тишина достигла крайнего напряжения. Хриплый голос сказал:
– Молчите.
– Молчите, – подхватил другой. – Дайте ему сказать.
– Так было много раз, – продолжал Гнор. – Я кончил тем, что стал делать выстрелы. Звук выстрела уничтожал видение. После этого я обыкновенно целый день не мог есть. Сегодня я не поверил; как всегда, не больше. Трудно быть одному.
Мард погладил больную руку.
– Как вас зовут?
– Гнор.
– Сколько вам лет?
– Двадцать восемь.
– Кто вы?
– Сын инженера.
– Как попали сюда?
– Об этом, – неохотно сказал Гнор, – я расскажу одному вам.
Голоса их твердо и тяжело уходили в тьму моря: хмурый – одного, звонкий – другого; голоса разных людей.
– Вы чисто одеты, – продолжал Мард, – это для меня непонятно.
– Я хранил себя, – сказал Гнор, – для лучших времен.
– Вы также брились?
– Да.
– Чем вы питались?
– Чем случится.
– На что надеялись?
– На себя.
– И на нас также?
– Меньше, чем на себя. – Гнор тихо, но выразительно улыбнулся, и все лица отразили его улыбку. – Вы могли встретить труп, идиота и человека. Я не труп и не идиот.
Роз, стоявший позади Гнора, крепко хватил его по плечу и, вытащив из кармана платок, пронзительно высморкался; он был в восторге.
Иронический взгляд Аллигу остановился на Марде. Они смотрели друг другу в глаза, как авгуры, прекрасно понимающие, в чем дело. «Ты проиграл, кажись», – говорило лицо штурмана. «Оберну вокруг пальца», – ответил взгляд Марда.