Фанфик Четверо лучших
Шрифт:
— Показывался?
— Нет, — неохотно сказал я. — Оставил на крыльце, постучал в дверь, убедился, что они его нашли и внесли в дом. Всё.
— Кто нашёл? — уточнил Малфой.
— Двое младших Уизли и Поттер, — ответил я, зная, как он отреагирует на имя спасителя мира.
Но он на него не отреагировал.
— Что мы будем делать с тем, что я всё знаю? Ты знаешь, какой из меня окклюмент... Сотри мне память! — глухо попросил он. — Я не хочу... — И закрыл лицо руками.
«Не хочу помнить, не хочу знать», — мысленно закончил
Выбор был рискованным, но достойной альтернативы не было.
— Нет.
Он удивлённо поднял голову.
— Не сотру, хотя твои мысли так и вопят о том, что ты знаешь. Расслабься! — скомандовал я.
— Зачем? Что ты задумал?
— Не спрашивай, делай, что я говорю.
Люциус откинулся в кресло, закрыл глаза. Я подождал минуту, потом мягко сказал:
— Теперь собери всю свою боль, всю ненависть к Лорду и Фенриру, всю обиду. Собери как будто в одном месте. Давай, я же учил тебя.
Его брови страдальчески изогнулись, но глаз он не открывал. У губ пролегла глубокая складка.
— Представь это как сферу, — я понизил голос, зная его гипнотическое воздействие. — И расслабься, Люциус, расслабься...
Он сидел передо мной в кресле, расслабленный снаружи и с жуткой раной внутри, которую я чувствовал даже помимо своей воли. Сфера кружилась в моём сознании: алая боль, чёрная горечь, ядовито-оранжевая обида. Чтобы немного отвлечься и не вторгаться так грубо в его сознание, я опустил глаза на его правую руку, сжимающую трость, и внезапно поймал себя на мысли, что опять любуюсь им. Любуюсь даже таким, запутавшимся и сломленным.
— Теперь представь, что эти чувства меняют свой объект, — продолжал я. — Это всё ты испытываешь по отношению к Драко. Ты ненавидишь его, — мягко и монотонно продолжал я. — Он провалил задание Лорда. Он позволил, чтобы его унизили. Этот человек недостоин называться твоим сыном и носить фамилию Малфой. Он был наказан по заслугам. Он даже не заслуживает твоего внимания. Ты предан Лорду, тебя не должно смущать то, что ты лишился сына. Нарцисса родит тебе другого, более достойного.
Люциус посмотрел на меня с нескрываемым мучением.
— Ты понял? — спросил я.
Подкрепив его уверенность своей магией (руки тут же заледенели и по телу прошлась дрожь), я кивнул:
— Теперь иди. Держи это в своём сознании, не отвлекайся ни на что постороннее. Ты справишься.
Он медленно поднялся, постоял немного, и я не мешал его молчанию. Потом так же молча вышел за дверь.
Я выдохнул и постарался расслабиться сам. Грёбаная работа. Или жизнь?
04. ГП. Лечение
Я смотрел и не верил своим глазам. Никогда я не видел его таким, никогда, похоже, ему так не доставалось.
Завёрнутый в длинную чёрную мантию, мой школьный враг лежал на диване в гостиной, куда мы перенесли его левитацией. Голова запрокинулась, обнажая тощую шею с синяками, — душили? — посиневшие веки сомкнуты, и даже не хочется вырывать
Я почему-то вдруг вспомнил, что на крыльце так и осталось кровавое пятно.
— Ну чего? — нарушил молчание Рон. — Зовём авроров?
— Зачем? — задумавшись, я почти не понял, что он спрашивает.
— Как зачем? — поразился Рон. — Гарри, очнись, это же Хорёк! Он же Пожиратель, его надо изолировать от общества! Кто знает, что он может натворить? — Рон понизил голос, неотрывно глядя в лицо врага, что было белее мела, хотя и в нормальном состоянии здоровым цветом не отличалось. — А вдруг он притворяется? Мы отвернёмся, а он нас заавадит?
Я молча засунул палочку в задний карман и потянул на себя край мантии, в которую был завёрнут Малфой.
Ахнули мы все разом, а Джинни при этом ещё и покраснела. От дорогой атласной рубашки Малфоя остались лохмотья без пуговиц и с оторванным рукавом. Было видно голую грудь, покрытую царапинами и кровоподтёками. Шнуровка кое-как натянутых брюк была выдрана с мясом, и было видно, что на нашем враге, извиняюсь за пикантную подробность, нет нижнего белья.
...Первым очнулся Рон.
— Джинни, уйди отсюда! — рявкнул он, краснея вслед за сестрой. Джинни скрестила руки на груди и зло зыркнула на нас, ясно давая понять, что никуда не пойдёт.
— Ага, я, значит, уйду, а вы его пытать будете? — по её задрожавшему голосу я догадался, что наш предыдущий разговор она приняла совершенно серьёзно.
— Если хочешь присоединиться, можешь остаться, — скривился Рон, и Джинни вспыхнула.
— Вот что — я сейчас вызываю родителей и...
С дивана донёсся слабый стон, и Рон отшатнулся. Мне Хорька было видно хорошо: его рука искала край мантии, в которую он был завёрнут. Цвет лица Рона медленно сменялся с благородного гриффиндорского на змеиный слизеринский.
— Джинни! — прошипел он, усиливая сходство. — Уйди!
— Джинни, принеси лечебные зелья, пожалуйста, — попросил я, не повышая голоса, и Рон, замолкнув, уставился на меня.
— Гарри? — спросил он таким тоном, будто желал увериться, всё ли у меня в порядке с головой.
— Что? — раздражённо переспросил я. Спорить не хотелось совершенно.
— Гарри, ты же не хочешь оставить его здесь, и лечить, и...
— Нет, — заверил я его, — я сейчас просто приведу его в чувство и буду пытать Круциатусом. Если нервы слабые, лучше выйди.
Рон стал зеленее некуда, но промолчал. Неужели тоже решил, что я серьёзно?
Вернулась Джинни с коробкой лекарственных зелий. Она поставила её на стол и стала перебирать флаконы, бормоча:
— Костерост, Заживляющее, Сон-без-сновидений...
— Джин, дай Успокоительное, — слабым голосом простонал Рон, и девушка, не глядя, сунула ему пузырёк. — Тут Гарри собрался Хорька пытать...
— Что?! — Джинни стремительно обернулась, переводя сверкающие возмущением глаза с меня на него. — Гарри?!