Фанни и Александр
Шрифт:
Эльса Бергиус (вопит): Что происходит? Что происходит? Что происходит?
Фру Бленда: Что происходит?
Эдвард (в бешенстве): Эта свинья хочет украсть моих детей
Хенриэтта: Это невозможно. Ключ от детской у меня
Епископ рвет на себя дверь детской. Аманда, Фанни и Александр, свернувшись, лежат на полу, похоже, они спят. Лица их при свете заходящего солнца бледны. Епископ наклоняется над ними проверить, не мертвы ли они. Он протягивает руку, собираясь потрогать лоб Александра.
Эмили:
Она стоит у лестницы, отяжелевшая, потная, неухоженная, в грязном халате. Волосы распущены, глаза ввалились, губы искусаны до крови, но взгляд спокоен и холоден — постаревшая Офелия, которая, к несчастью, отказалась от мысли рвать у речки цветы.
Эмили: Если ты до них дотронешься, я тебя убью.
Исак Якоби поднялся на ноги. Он отряхивает своё черное пальто, делая успокаивающие жесты. Трое рабочих выносят шкаф. Епископ, сцепив сжатые в кулаки руки, уходит в кабинет и запирает дверь. Фру Бленда кормит хрюкающую Эльсу Бергиус. Хенриэтта приподнимает крышку сундука. Он по-прежнему пуст. Она опускается на стул, откидывается на спинку и злобно смотрит на Эмили. Старый еврей улыбается рассеянной улыбкой, но вид у него немного усталый. Пошатываясь, он подходит к Эмили, прислоняется к стене и примеряет разбитые очки. Рабочие поднимают сундук. Он очень тяжелый.
Внеся сундук в захламленную комнату в глубине лавки, рабочие уходят. Исак Якоби опускает рваные шторы, запирает входную дверь и открывает крышку. Из сундука вылезают дети — грязные и потрясенные, но невредимые. Еврей прикладывает к губам палец и делает им знак следовать за ним по винтовой лестнице, соединяющей два этажа, забитые всеми мыслимыми в мире предметами.
Лестница упирается в тесную прихожую, которая ведет в темную обшарпанную столовую, заставленную старомодной мебелью. Стол накрыт, в канделябрах горят свечи. Молодой человек лет двадцати с бледным лицом и добрыми глазами молча их приветствует.
Исак: Арон, мой племянник.
Арон вежливо кланяется и спешит в кухню, откуда приносит большую суповую миску с дымящимся мясным супом. Все усаживаются за стол. Исак Якоби раздает хлеб и разливает по тарелкам суп. Никто не нарушает молчания. На грязном стекле жужжит летняя муха. Откуда-то издалека доносится мужской голос, мурлыкающий странную однообразную мелодию.
Александр: Епископ сможет забрать нас обратно?
Исак (качает головой): Через несколько дней он вступит в переговоры с вашими дядьями. В настоящее время никакой опасности нет.
Фанни: Я хочу к маме.
Исак (гладит её по голове): Терпение, фрекен Экдаль. Терпение.
Аманда: Сколько мы здесь пробудем?
Исак: Всю жизнь вряд ли.
Александр: Я бы поспал.
Исак: Арон, наши гости устали! Ты убрал комнату и приготовил постели? Проветрил как следует? Цветы
Арон: Я выполнил всё, что велел дядя.
Они встают из-за стола и идут по длинному темному коридору, который, по-видимому, уходит в глубь дома.
Исак: Измаил поел?
Арон: Я отнес ему обед в три часа.
Исак: За этой дверью живет мой второй племянник, Измаил. Он болен. Поэтому его держат взаперти. Поэтому эту дверь открывать нельзя. Запомни это, Александр. Запомните это, Аманда и Фанни.
Дети молча, подавленно кивают. Исак треплет Аманду по щеке и тоже серьезно кивает.
Исак: Иногда он поет. Даже по ночам. Не обращайте внимания. Вы привыкнете.
Он делает им знак, и они продолжают свой путь по длинному коридору, заканчивающемуся просторной комнатой, вся обстановка которой состоит из десятка стульев, поставленных в два ряда на изношенном персидском ковре. У торцовой стены устроен театр марионеток. Повсюду, на сцене и по стенам, развешаны куклы в пестрых одеждах. Они, не отрывая взгляда, рассматривают вошедших своими черными глазами, блистающими на таинственно бледных лицах. Рассеянный дневной свет, проникающий сквозь неплотно закрытые занавеси, придает их телам, лицам и позам какую-то властность, повелительную непреклонность.
Исак: Это кукольный театр Арона. Если вы его хорошенько попросите, он наверняка как-нибудь устроит для вас представление.
Они минуют красную гостиную — с красными обоями, красным ковром, красными диванами и креслами, с тяжелыми гардинами на окнах. В центре лепного потолка висит громадная хрустальная люстра, обернутая тюлем. В глубине гостиной расположен китайский кабинет, с оклеенными рисовой бумагой стенами, черной лакированной мебелью и статуэтками. Все имеет далеко не новый вид, покрыто пылью, выцвело. Словно умирает.
Арон открывает черную лакированную потайную дверь в небольшую комнату с широкими половицами, высоким окном, под которым растет дерево, усыпанное сейчас осенней листвой, тремя узкими кроватями, на которых горой вздымаются белые перины, со светлыми Узорчатыми обоями, кружевными занавесками и множеством маленьких картин на стенах. В углу за сломанной ширмой стоит умывальник. Три белых стула и шаткий деревянный стол дополняют обстановку. Внушительных размеров керосиновая лампа сторожит стол, на полу лоскутные коврики. Здесь пахнет чистотой. Окно открыто, на невысоком комоде, распространяя приятный аромат, красуется блюдо с яблоками.
Исак: Вот это ваш дом на ближайшее время. Я надеюсь, вам здесь понравится. На ночь запирайте дверь изнутри и никому не открывайте. А сейчас ложитесь спать. Арон поможет закрыть окно. Если вам что-нибудь понадобится, говорите в эту трубу. Сначала посвистите, а потом говорите — четко и раздельно. Кричать не надо, а то слова будут неразборчивы. Спокойной ночи, Аманда, спокойной ночи, Фанни, спокойной ночи, Александр. Не забудьте вашу вечернюю молитву.
Александр: Не уходите!