Фантастика 1966. Выпуск 1
Шрифт:
У вертолета Радий Петрович крепко пожал руки Заостровцеву и Новикову. Здесь, в обычной куртке, без скафандра, командир “Апшерона” выглядел очень земным, быть может, чуточку постаревшим.
— Запишите номер моего видеофона, ребята, — сказал он. — Буду рад вас видеть.
Володя сел в вертолет с Новиковым и Резницким. Не успела, однако, машина взлететь, как он попросил Новикова приземлиться.
— Что еще за причуда? — проворчал Новиков. — Что ты там потерял?
— Ну, на минуту, — сказал Володя. — Видишь справа тропинку? Вот там.
Резницкий и Новиков
Вертолет сел. Володя пошел по тропинке — вначале быстро, а потом все более замедляя шаг. Новиков и Резницкий молча следовали за ним.
Впереди было разрыто. Поперек тропинки, вправо и влево от нее желтели кучи вынутого грунта. Подошли к траншее, заглянули в нее. Там копошились, выбрасывая песок, землеройные кроты-автоматы.
— Энергонный кабель, — тихо сказал Резницкий. — Наверно, будут ремонтировать. Или укладывать новый.
Володя обернулся к нему, посмотрел широко раскрытыми глазами.
— Энергонный кабель, — сказал он. И вдруг засмеялся.
Каждое утро Новиков тащил Володю к морю. Они плавали, прыгали в воду на пристежных крыльях, ходили под парусом.
Но с каждым днем Новикову приходилось все труднее.
Володя упирался, ни за что не желал покидать свою комнату.
Он чувствовал, как обострилось в нем то, непонятное. Казалось, что кабели, провода, беспроводные линии энергопередач — все, что густо оплетает человеческое жилье, — кричало ему в ухо, в мозг: “Я здесь!.. Мы здесь!..” Он вздрагивал, когда щелкали обыкновенным выключателем. Невинная магнитная подвеска для мыла била по нервам. Проходя по улицам городка, по парку, он вдруг начинал ощущать каменную тяжесть в ногах — будто его притягивали подземные сгустки металлических руд. Или неожиданно являлось ощущение текучей воды…
Ему было страшно. Страшно от сознания, что он перестал быть нормальным. Он читал — еще в детстве, — что были когда-то, в средние века, ведуны, рудознатцы, искатели воды.
Их услугами пользовались, но жизнь они кончали в тюрьмах и на кострах. Было ли у них то же, что теперь возникло у него? Ах, если бы кто-нибудь из них поднялся из глубины веков, чтобы можно было его расспросить…
Он сторонился людей. Наотрез отказался от встреч с Резницким: знал, что тот потащит его на исследование, душу вымотает учеными разговорами…
Тося? Она много раз вызывала его по видеофону. Он не отвечал на вызовы. Зачем он ей нужен такой… ненормальный… Она может только пожалеть. А сама испытает… гадливость, брезгливость? Нет, не то. Ну, испытает неприятное чувство, какое порождает отклонение от нормы. Шестопалость, например… Человеку ее полагается быть ведуном, ясновидцем.
Он не хотел ее жалости.
Остаться одному. Совершенно одному…
Бежать? Уйти от людей?
Да, остается только это…
В этот день районная метеослужба по просьбе любителей старинного спорта проводила грибной дождь. Лес, примыкавший к городку, был невелик, и поэтому дождь краешком прихватывал корпуса Учебного центра. Цветные фрески из истории завоевания Космоса на стенах домов посуровели и резче обозначились под дождем. Мальчишки, радостно гогоча, бегали босиком по теплым лужам.
Новиков с завистью смотрел на них из окна своей комнаты. “Может, с ними? — думал он. — Нет, неудобно все-таки. Кто-нибудь увидит из окна, скажет: “А еще космонавт!” Какой-нибудь педант типа Резницкого”. Он со вздохом отошел от окна, сорвал со стены гитару и повалился в качалку. Пальцы ударили по струнам, и Новиков в полный голос запел песню тех недавних времен, когда не было не только кораблей СВП, но и фотонных:
Оборотный воздух для дыханья,
Для питья — возвратная вода,
И хлорелла — чертово созданье —
Наша межпланетная еда!
От яростных аккордов дребезжали стекла. Новиков заорал припев:
Хлорелла, хлорелла, хлорелла,
Куда мне уйти от тебя?..
Тут он умолк: в открытых дверях стоял Резницкий. Штаны биофизика были засучены до колен, туфли он держал в руке.
— Прекрасный дождь, — сказал Резницкий высоким голосом. — Ничего, если я у вас немножко наслежу?
— Да сколько угодно! — Новиков сорвался с места. — Садитесь в качалку, Сергей Сергеич!
Резницкий оглядел стены, размашисто расписанные дрен ними знаками зодиака.
— У вас очень мило, — сказал он. — А я, знаете, с удовольствием прошелся босиком. Древний инстинкт человека…
“Инстинкты, инстинкты, — инстинкты”, — мысленно пропел Новиков на мотив “Хлореллы”.
— Вот что, Алексей, — заговорил Резницкий, пришлепывая босыми ногами по натекшим лужицам. — Я считаю, что ваш друг достаточно отдохнул. Пора взяться за работу.
— За какую работу?
— Его состояние требует серьезного исследования.
— Вряд ли он согласится.
— Почему? — удивился Резницкий.
— Тяготит его эта история, Сергей Сергеич. Знаете, что он мне сказал? Хочу, говорит, быть нормальным человеком, а не ведуном каким-то… Приемником информации…
Резницкий схватился за голову, закричал:
— Как он не понимает! То, что с ним происходит, это и есть истинно человеческое!
— Попробуйте объяснить ему, — хмуро сказал Новиков.
— И объясню. Мы без конца исследуем ориентационные способности животных, ломаем себе голову над бионическим моделированием, обрастаем горами приборов — один сложнее другого. И мы забыли, черт побери, что мы тоже живые! Человек не рождается с термометром под мышкой. Термометр находится в нем самом, как и многое другое. Приходилось вам видеть змею?
— Змею? — ошалело переспросил Новиков.
— Да, змею — ту самую, которая в древности была символом мудрости. Так вот, змея ощущает изменение температуры на одну тысячную градуса, это известно давным-давно. Есть бабочки, которые воспринимают одну молекулу пахучего вещества на кубометр воздуха. Одну молекулу! Но человек был всем — и рыбой и птицей, и он сейчас проходит все эти стадии в эмбриональном развитии. А родившись, немедленно хватается за приборы…
— Позвольте, Сергей Сергеич…