Фантастика 1966. Выпуск 2
Шрифт:
Ведь если Сизов не успеет, дехронизируются не только люди — все исчезнет, до последнего прибора, до последнего кусочка бумаги… Все, что завезено из другого времени. Здесь мы можем находиться лишь под охраной энергетических экранов.
Мы берем свое время с собой и можем жить только в нем, как пловец берет в глубину моря свою атмосферу, без которой ему нечем дышать…
Сложное положение. И все же колебаться нельзя. Плоды нашей работы не должны пропасть для науки. Их надо спасти — даже ценой жизни. И иного пути, кроме того, который предлагаю я, нет.
Колин
Держись…
— Да, — сказал он. — Мы можем погибнуть. Но надо стараться спастись самим и сохранить самое ценное — результаты. Сейчас мы даже не на пороге, мы уже вошли в большое открытие… Группу Арвэ сюда можно доставить и без хронокара. У нас пять индивидуальных хронолангов, такую дистанцию они выдержат. Их там трое. Двое из нас пойдут в силур, три хроноланга возьмут с собой. Все данные о работе привезти сюда. Приборы придется дехронировать там… Здесь надо будет ждать. А предупредить Сизова, я считаю, все же возможно.
— При условии, — сказал Ван, — что машину поведет самый опытный минус-хронист. Кто у нас самый опытный?
На миг наступило молчание, затем Колин тихо проговорил:
— Я.
— Ну вот ты и поведешь.
Колин кивнул.
— Это самое целесообразное, — сказал он.
— Вот все и решено. Разумеется, если бы мы обладали более богатым опытом, мы бы не стали подвергать тебя такому риску… Опыт, накопленный предками, — великое дело. Может быть, тогда мы и нашли бы иной выход из положения…
— Нет, — сказал Колин. — Чем может помочь нам опыт предков? У них не было таких машин. Они даже не имели о них представления. Окажись предки на нашем месте, они просто растерялись бы. Не надо их чрезмерно идеализировать… Нет, нам нечего надеяться на опыт прошлого. Да и на будущее тоже. Ближе всего к будущему находится наш Юра… — Колин постарался, чтобы при этих словах в его голосе не прозвучало презрение. — Но я не думаю, чтобы он смог нам помочь. Нет, мы здесь одни — под толщей миллионов и миллионов лет. И только на себя мы можем рассчитывать… Но, я полагаю, мы имеем право и перед лицом прошлого и будущего сказать, что решили правильно.
Он повернулся и стремительно направился к машине. Перед глазами его все еще стояло лицо Юры — такое, каким оно было только что, в момент, когда парень осознал всю трагическую непоправимость своего проступка. “Да, — подумал Колин, — совесть у него, конечно, есть, против этого возразить нельзя. Только что сейчас толку от его совести?” Он проверил, как установлен рест — кажется, хорошо, да, по всем правилам, — и начал во второй уже раз сегодня освобождать багажник, облегчая машину. Остальные все еще сидели в кружке там, где он их оставил. До Колина доносился каждый напряженный вздох — и ни одного слова, потому что слов не было. Наконец Ван спросил — так же спокойно, как всегда:
— Кто же сжег рест?
— Я, — ответил Юра, и голос его дрогнул.
Лина тяжело вздохнула и медленно произнесла:
— Бедняга…
— Парень попал в беду, — отозвался Ван Сайези, — Ему сейчас, конечно, куда как нелегко.
— Как бы ему помочь, ребята, — сказала Нина. — Это же невозможно — оставаться с такой тяжестью на душе.
— Надо быстрее думать, — проговорила Зоя. — Может быть, придумаем что-нибудь, чтобы ему стало легче…
Колин уперся лбом в пластик хронокара. Вот о чем они думают… Не о том, что через сутки-другие, может быть, превратятся в ничто, и даже неясно будет, в каком же тысячелетии искать их могилы. Не об этом. А о том, что эти последние сутки тот из них, кто, собственно, и был причиной всего, не должен прожить под гнетом постоянного, все усиливающегося сознания своей вины. Вот они, минус-хронисты…
Но все это напрасно. Мальчишку следует забрать в современность. Чтобы его больше не было в экспедиции. Чтобы он не смог совершить еще чего-нибудь подобного. А что касается вины — нет, так легко он ее не загладит. И не так быстро.
Невнимание к судьбе своих товарищей — худшая форма эгоизма — не должно прощаться легко.
Колин яростно выбрасывал лишнее из багажника. Он открыл секцию, в которой при нормальной жизни полагалось быть рестам. Что такое? Она же была пуста! А теперь — кости, слепки, банки с препаратами… Ага, Юрина коллекция. Ага!
К черту ее! Пусть наука и не чужда парню. Но это не оправдывает…
Вновь заговорил Ван Сайези. Колин выглянул: Ван сидел, положив ладонь на затылок мальчишки, уткнувшего лицо в подтянутые колени.
— Не знаю, ничего другого у меня не придумывается. Жаль, в субвремени не существует связи, и мы не можем ни предупредить, ни просить о помощи…
— Лишь бы рест не сгорел, — пробормотала Нина. — А вообще-то, конечно, минус-время есть минус-время. Оно не терпит вольностей. Ты не забывай об этом, Юра.
— Ничего, — сказал Ван. — Все кончится благополучно. Нас спасет кровожадный Мере.
— Каким образом? — спросила Лина.
— Он как-то раз обещал выбраться в плюс-время специально, чтобы исполнить злобный танец на моей могиле. Я тогда вдребезги дезинтегрировал его теорию о заселении позднего плейстоцена. А ведь вы знаете Мерса. Он всегда пунктуально исполняет все, что обещал. Это-то и заставляет меня надеяться: если мы дехронизируемся, никаких могил, понятно, не будет. На чем же тогда станет плясать Мере?
Ван Сайези засмеялся, и другие тоже — не очень, впрочем, весело. Гарантия действительно была не из самых надежных.
Хотя, если нет других, то и это уже кое-что…
— Время истекает, — сказала 3оя. — Что же, значит ничего?
Тогда Юра поднял голову. Глаза его были красны. Он шмыгнул носом.
— Если Сизов должен был останавливаться в верхних группах, — сказал он, — он мог оставить ресты там. Сизов же берет там для зарядки их контейнеры и обязательно залезет в багажник… А может быть, действительно?.. Но тогда наша задача намного облегчается. Надо только добраться до эоцена.