Фантастика 1971
Шрифт:
— Я доведу корабль, — негромко сказал он, хмуря брови, — доведу, что бы ни случилось. Мне ведь очень хочется, чтобы ты проснулся.
Тяжелая отцовская рука взлохматила ему волосы.
— Дай бог, Алешка, — чудно и непонятно сказал он, глядя куда-то вдаль поверх головы сына, — дай бог…
Большущие глаза Тинки смотрели на Виктора Михайловича со страхом и восторгом.
— И он довел корабль?
— Довел, Тинка.
— Один?
— Один. Кто же мог помочь ему?
Тинка порывисто вздохнула и прижала ладони
— А когда разбудят отца? Скоро Алеша его увидит?
В глазах Виктора Михайловича мелькнуло изумление…
— Тинка, — он даже запнулся на первом слоге, — ты разве не поняла?
Румянец сполз с лица девочки.
— Тинка, — увещевающе проговорил Виктор Михайлович, — ты ведь уже большая. Алеша никогда не видел смерти, вот отец и придумал все это, чтобы ему было легче, чтобы он не чувствовал себя таким одиноким.
Тинка затрясла головой:
— Это неправда! Это неправда!
Виктор Михайлович не выдержал ее взгляда и отвернулся к окну.
— Это неправда! — закричала Тинка ему в затылок, но она уже знала, что это правда.
— Ликвидируя аварию, отец Алеши получил тяжелое лучевое поражение, — не оборачиваясь, сказал Виктор Михайлович, — он мог прожить месяца два, но как бы воспринял его смерть Алеша?
И, окончательно подготовив сына к самостоятельному полету, он сам закрыл за собой дверь в один из трюмов.
Он помолчал и пожал плечами.
— Кто знает? Тела погибших хранятся в жидком гелии. Может быть, со временем ученые и сумеют некоторым из них вернуть жизнь. Но когда это будет — кто знает?
Виктор Михайлович помолчал, потер ладонью лоб.
— Что ты молчишь, Тинка?
Не получив ответа, он обернулся. Но Тинки в комнате уже не было.
Едва забрезжил рассвет, а Тинка уже со всех ног бежала по лестнице к морю. Стволы деревьев, листва, цветы и песок — все казалось одинаково серым и тусклым в блеклом рассветном свете. Только над самой гладью воды наливалась ясными красками алая заря.
Тинка не ошиблась — Алеша сидел на том же самом камне, что и вчера. Он еще издали заметил девочку, но промолчал и не повернул головы.
— Я тебе не помешаю? — спросила Тинка, останавливаясь в нескольких шагах.
— Нет, — ответил Алеша.
Тинка подошла ближе и села прямо на сыпучий прохладный песок.
— Ты ждешь отца?
Мальчик обернулся.
— Откуда ты знаешь?
Тинка вздохнула.
— Знаю.
Обхватила руками коленки и добавила:
— Я ведь тоже ждала маму. Долго ждала, целых два года.
Тинка помолчала и грустно пояснила:
— Она была на Юпитере. Была, была — и вдруг пропала связь. Туда летали, на Юпитер. И сказали мне — твоя мама больше к тебе не придет. Никогда…
И резко обернулась к Алеше.
— А я не верю. Не верю — и все! Кому от этого хорошо, что она никогда не придет? Скажи, кому? И зачем, зачем такая несправедливость?
Она замолчала, закусив губу.
Алеша молчал, лицо его было сурово и сосредоточенно. Потом он осторожно коснулся руки девочки.
— Смотри, Тинка, сейчас взойдет солнце. А мой папка, — у него сорвался было голос, но он упрямо повторил, — а мой папка говорил, что нет ничего красивее восхода солнца над морем.
ВИКТОР КОЛУПАЕВ
Зачем жил человек?
1
Владимир Чесноков заглядывал то в одну, то в другую дверь, не зная, к кому обратиться, и не решаясь задать вопрос. Сотрудники молодежной газеты «Утренние зори» деловито сновали по коридору, не обращая на него внимания, — мало ли постороннего народу приходит в редакцию. К обеду его фигура уже примелькалась, и ответственный секретарь бросил на ходу: — Хлесткий заголовок для статьи о пионерлагерях. А?
— У меня стихотворение, — ответил Чесноков.
— Чтоб не стандартно и в самую суть? А? — остановился секретарь.
— Стихотворение… вот… — Чесноков бережно вытащил из внутреннего кармана пиджака лист бумаги и начал разворачивать его.
— А, — досадливо сморщился секретарь. — Стихи, стихи! Прозы сейчас пишут мало. — И’ он неопределенно махнул рукой куда-то в конец коридора.
Чесноков потоптался еще немного и уже собрался плюнуть на все и уйти, но в это время в коридоре снова появился секретарь.
— Ну что у вас с вашим стихотворением? Что Пионов сказал?
— Ничего.
— Он всегда так. Не унывайте.
— Я его даже и не видел еще.
— Правильно. Он сейчас в командировке. Вся поэзия в командировках.
— Большое стихотворение?
Чесноков не успел ответить.
Ответственный секретарь взял его под руку, подвел к дверям с надписью «Редактор» и, втолкнув в комнату, крикнул:
— Тимофей Федорович, это мой знакомый! Борис!
Чесноков оказался посреди комнаты. Смущение его достигло предела. Тимофей Федорович, сорокалетний мужчина, уже страдающий одышкой и давным-давно забывший, чем интересуется юность, сидел за столом и писал заявление о переводе на другую работу.
Он уже давно чувствовал, что перестал понимать молодых сотрудников своей газеты, ходивших с модными бородками и в ярких свитерах даже в самую жару. Да и его, он это знал, не всегда понимали.
— Ну что там у вас, Борис? — спросил он.
— Стихотворение… Владимир я.
— Отлично. Покажите.
Чесноков протянул ему дрожащей рукой лист бумаги. Редактор на несколько секунд углубился в чтение, а потом спросил:
— Что вы этим хотели сказать?
— Ну, в чем идея, мысль стихотворения?