Фантастика 1984
Шрифт:
Он поглаживал книги ладонью, осторожно вытаскивал из гнезд и, раздувая страницы, прочитывал несколько строчек, просматривал оглавления. Имена древних великих книжников вздрагивали на титулах. Нашлось несколько томиков, написанных Сченом. Алан бежал глазами по знакомым и все-таки странным стихам. Прекрасные по форме, по мускулистой гибкости слова, они так или иначе были связаны с драконом Мортом. Подвиги Морта превозносились, преступления клеймились, атрибуты дракона постоянно использовались для сравнений и метафор.
Двигаясь вдоль стеллажа, Алан уперся в стол и сел. Перед ним у стопки
Целуй меня, целуй еще, без счету, палящим медом наполняй аорту.
Я ни одной минуты наслажденья не уступлю ни смертному, ни Морту.
Дай мне познать упругость тела-тростника отведать дай от сладостного языка.
Богиня! Я неистовый язычник, когда пылающая грудь, как смерть, близка.
Из черных локонов сияет лик-луиа, пьянящих глаз, зубов сладчайших ночь полна.
Дыхание твое меня сжигает.
Зачем же лето знойное? Зачем весна?
Как дерево в тебе корнями я пророс, как рыба спутан сетью шелковых волос, но смежил веки, миг тебя не видел - и сердце от тоски уже оборвалось.
Горячая вода, заваренная на пахучей травке, обжигала нёбо, стихи жгли мозг, перед глазами стояла ликующая Лана, и последняя строфа просверкивала словно молния.
Алан ходил по комнате, как пьяный, нашел за стеллажом еще одну лежанку и повалился на нее. Стихи скользили в мозгу огненным кольцом, одно слово тянуло за собой следующее, строка цеплялась за строку, сразу за последней строфой обрушивалась первая. Хорошо было лежать, отдыхало тело, согревались и отходили ноги, крутилось сверкающее кольцо стихотворения, хохотала Лана, и он уже спал, разбросав руки и неслышно дыша.
Его разбудил высокий женский голос.
– До чего же ты громкая, Лана!
– пробормотал Алан и проснулся окончательно.
За окном чернела ночь. Яркие лучи, бьющие из просветов между полками и верхними обрезами книг, слепили глаза.
Алан сморгнул и спустил ноги, собираясь встать, но его остановил глухой бас Счена:
– …не железный. Я придумал дикую игру. Когда предает друг или я не успеваю выручить близкого, то беру револьвер. Видишь, он заряжен одним патроном. Закрути барабан - и один шанс из десяти, что грянет выстрел.
– Идиотские шутки, - брезгливо сказала женщина.
– Никогда не поверю, что ты способен на такое.
– Не верь, но это так.
– Впрочем, ты всегда был игроком.
– Но в любовь никогда не играл!
– Мне надоели слова. Слова и слова… Ты опутал меня словами, превратил в свою собственность, в рабу.
– Ты богиня!
– Это годится для стихов,
– Зачем так говорить?
– Да, хватит разговоров. Мне пора.
– Прошу тебя, останься хоть сегодня. Я совсем разболелся, я не могу один.
– Эгоист! Ты говоришь только о себе! Я устала от этих разговоров.
– Если бы любила - не устала бы…
– Надоело!
– вдруг тонко вскрикнула женщина.
– Ты задавил любовь словами, встречами украдкой, бесконечным нытьем. Обо мне уже шушукаются под арками!
– Мне безразличны сплетни обывателей!
– А мне не все равно! Имею я право на счастье или нет? Имею право на покой?
– Я же предлагал соединиться…
– А жить где? В этой конуре, заваленной хламом? Да еще терпеть всяких бродяг за стеллажами? Кого ты прячешь сегодня?
– Мы одни…
– Я отдала тебе свои лучшие годы, свою молодость, а что получила взамен?
– В прошении служителям Морта упомянуто твое имя…
– Плевать на прошение! Оно ничего не стоит, тебя скоро возьмут!
Наступило тяжелое молчание. Хрипло дышал Счен, скрипел стул. Потом женщина тихо сказала:
– Ты великий книжник, я всего лишь начинающая лицедейка. Я тоже хочу стать личностью.
Молчание.
– Я ухожу.
– Останься, - еще попросил Счен.
– Сегодня большое представление, мне впервые дали одну из главных ролей.
Дробный перестук каблуков, скрипнула и захлопнулась дверь.
Алан сидел в странном оцепенении, не зная - то ли окликнуть Счена, то ли выйти самому. И в этой мутной тишине.раздалось негромкое металлическое пощелкивание, за которым глухо громыхнул выстрел. Посыпалось стекло с книжных корешков. Алан вскочил и, обмирая, побежал за стеллаж. И застыл у стола, зажимая ладонью крик.
Огромное тело Счена лежало навзничь наискосок через всю комнату, от стеллажей до лежанки. Одна рука неудобно подвернулась, около другой исходил смрадным желтым дымом револьвер. Острый темно-красный язычок выглянул из-под левого бока, влажно блеснул и вдруг побежал вeqeлoй струйкой, растекаясь в лужицу, которая, как амеба, вытягивала и вбирала псевдоподии. Амеба намертво присосалась к,мертвому телу, жадно подрагивала, полнела на глазах, жирно отливая выпуклой поверхностью.
Алан прокрался мимо стеллажей, ударом плеча распахнул дверь и подбежал к лестничному пролету. Далеко внизу сыпали дробь каблучки женщины, которая спешила на большое представление. Железные пальцы схватили Алана с двух сторон за руки, кто-то накинул на голову тесный мешок. Алан захлебнулся в крике, дернулся и потерял сознание…
Смотреть на Алана было жутковато. Его маленькое тело, до шеи упрятанное под тяжелыми складками темно-красного покрывала, лежало на узком столе. Всю верхнюю часть головы окружали острофокусные церебролазеры, были видны только глаза с запавшими веками. Тонкие ноздри, от которых к уголкам губ спускались глубокие складки, были неподвижны, рот чуть-чуть приоткрыт. Острый подбородок торчал, как у ребенка, да и все лицо с беспомощным выражением недоумения и испуга казалось детским. Прозрачный защитный колпак над столом почти не был виден, и только сбоку, как в выпуклом зеркале, отражались стенные светильники.