"Фантастика 2023-119". Компиляция. Книги 1-23
Шрифт:
Можно вспомнить то, что запретила себе вспоминать, ибо есть воспоминания, способные убить. Если не тело и душу, то желание жить, без которого человек вскорости станет добычей болезни, клинка или пули…
Ибо матушка-смерть обычно бывает милосердна к отчаявшимся.
Но все же иногда можно вспомнить то, что было совсем недавно. И одновременно словно бы тысячу лет назад, и не с ней, а будто с героиней какого-то рыцарского романа. (Не нынешнего, что сочиняются все больше одуревшими от скуки дамочками,
…Тихо. И даже не слышно шума моря. Песок на спине и теплые брызги прибоя.
Зато слышен дождь. Слышно, как противно он барабанит по стеклам. Слышно, как громыхает гроза. Но не слышно в ней того, что так волновало и будоражило все внутри.
А еще слышен шум сухой листвы и пыльной дороги. Когда ноги еле передвигаются и повозка, что за плечами, скрипит и отвратительно тянет назад.
Но трава-то — вон она.
Чуть шагни, и босые ноги почувствуют прохладу зелени и живой воды…
Запоют свои песни бродячие музыканты, заиграют скрипки и флейты, заплачут гитары и поманят ночные огни вдаль… Вдаль, в синеву моря, в горы, в степи и теснины Юга или в иной мир, что, говорят, еще лежит по ту сторону незримых дверей, упрятанных в холмах и среди угрюмых камней кромлехов….
И запоют, заплачут, заиграют… И сольются в бешеном танце звуки веселья, треск веток, что полыхают в костре… И скользнет шелковая юбка по гладкой коже бедра, и распахнется блуза на груди…
Не теряй ритма! Пой вместе со всеми.
Горячая ладонь скользнет по животу и ложбинка на груди сладко заноет…
Ухнет филин в ночи и застонет о своей нелегкой судьбе бродячая песня.
Бросит ветер пыль в лицо, опалит плечи полуденное солнце. Останутся за спиной звуки песен и безудержного веселья, звон бубенцов и пестрые одежды.
Лишь покой ждет впереди. Покой и счастье — что еще нужно восемнадцатилетней девчонке, будь она принцесса или батрачка?
Шелковый платок скользит по волосам. Тихое плавание по волнам. Полный штиль. Прохлада изумрудной глубины. Кружит, качает. Спать-спать-спать…
А над головой паруса — не выгоревшие, чиненые паруса корсарского фрегата, а темно-алые шелковые корабля, предназначенного не для боев или торговли, а чтобы приятно провести время.
И видится синий горизонт, и кричат чайки, и стучит дождь, и ждет на одиноком пригорке бесшабашная любовь. Ждет и перебирает струны гитары, смотрит, щурясь на красный закат.
Ждет и знает, что настанет безумная яркая ночь…
И наплевать, кто тут знатный гранд, а кто менестрель.
Позже…
Нет, не вспоминать!
Не открывать глаз.
Не глядеть в высокое небо.
Забыть!
Не вспоминать ни пляски пожара в оконных
Пусть только это — любовь, пьянящее лучше молодого вина ощущение счастья и звон гитары.
Есть же право на воспоминания даже у капитана одного из самых удачливых приватиров Изумрудного моря?
Вскочив с койки, как была голая, она осушила стоявшую на столе кружку остывшего шоссо (все равно не заснуть).
Глянула на себя в зеркале. При свете свечи оглядела себя. В глазах оттенка аквамарина мечутся искорки задора. Узкий, слегка вздернутый нос, придает лицу вызывающее выражение невинности. Некрупные, правильной куполообразной формы груди смотрят вперед сосками гордо, вызывающе. Животик плоский с рельефом мышц… Ноги тоже вполне, может, и суховаты, но зато бедра соразмерно широкие и правильной формы.
И какой дурак сказал, что она в море подалась оттого, что из-за внешности себе жениха не нашла?
Ладно, что это она себя рассматривает. Давай, подруга, прекращай — ты баба или пират? Изящно покачнувшиеся груди в глубине зеркала дали ответ на этот вопрос.
Да, Дарьена в их последнюю встречу рассказывала со смехом, что затеявший бунт боцман задал ей именно такой вопрос, ворвавшись в кают-компанию, где Бешеная мирно обедала.
«А что, не видно?» — ответила Дарьена, без стеснения задрав до ключиц рубаху, и пока боцман с сообщниками смотрели на ее тело, вынула из-за пояса пистолет да и разрядила прямо тому в морду.
Ладно, а вот что ей-то делать?
Некоторое время Игерна колебалась, а потом, вдруг махнув рукой — была не была! — вытащила из ящика штурманский свинцовый карандаш и принялась выводить строки на плотной тростниковой бумаге.
Сухая записка к капитану от капитана с предложением немедленно встретиться у нее на борту и кое-что обсудить.
— Хор! — крикнула, не сомневаясь, что верная подруга тут же явится на зов капитана.
— Чего вам, мистрис? — зевая и протирая глаза, появилась в дверях айланка.
— Мистрис в борделях. А твоему капитану надо передать кое-что Эохайду… — сунула ей в руки бумагу Игерна. — Срочно!.. Пусть пошлют шлюпку на «Отважный».
Хор'Тага долго и внимательно смотрела на капитана.
— Ужин готовить на двоих или сухарями будем гостя угощать?
— Готовить! Уж постарайся.
— Значит, последнего поросенка зарежем, — с притворной горечью вздохнула она. — Ну да ладно.
Хор почесала живот.
— И это… воду для вашего баловства греть?
— Ну, ты и язва! — улыбнулась Игерна. — Да ты как с капитаном говоришь?! Ладно, грей…