"Фантастика 2023-127" Компиляция. Книги 1-18
Шрифт:
Однако есть люди, кому эти громады близки, кто понимает их и знает, что у камня тоже есть душа. Она открывается только тем, кто рядом с ней переживает десятилетия. По вечерам, на закате, когда воздух возле моря тихий и прозрачный, у скал медленно открываются глаза в покрытых мхом ресницах, дрожат иссохшие губы, и грустный, но сладостный звук чуть слышно вибрирует.
Глядя на дымы британской эскадры, вторые сутки маячившей на горизонте, Григорьев вспомнил письмо императора к личному составу.
Кто владеет Моонзундскими островами,
Поручик крепче нахлобучил фуражку на голову спасаясь от ветра, прищурился от беспощадно бьющего в глаза солнца. Над скалами – бесконечное сияние заката. Как горит горизонт! Кажется, что кровоточит сердце мира. А под ним – море, как синее серебро. Смотришь – глаза слепит. Беспредельность положила на колени водную гладь и качает, баюкает – из бездны на вершину, из небытия в бытие, из жизни в жизнь…
Почему одни пророки с просветленными глазами говорят: «Все, все является радостью, божественное опьянило радостью пространство», а другие, пребывая в тоске, шепчут: «Нет, мир – это борьба не на жизнь, а на смерть; есть в нем и радость, но еще большая грусть его наполняет; если рождаются могущественные ликования, то и страданиям нет конца»?
Совсем скоро красные небеса расступятся и растворятся. Исчезнет величественное сияние, и все краски сольются в поглощающем единстве ночи. «Боже мой! Хорошо-то как!» – хотел сказать артиллерист-разведчик. Но тут слух резанул противный свист, затем раскат грома, и маяк вздрогнул всем своим каменным телом, как человек, которого ударили палкой, а в ослепительно белой кирпичной кладке образовалась аршинная выщербина.
– Все вниз! – рявкнул поручик на опешивших связистов.
Он еще раз окинул взглядом акваторию. Откуда бьют? Никаких кораблей, кроме английской эскадры. Но до нее не менее тридцати верст, а тут…
Гр-рах! – опять докатился до маяка орудийный грохот залпа, и Григорьеву показалось, что он кожей лица ощутил тяжелое дыхание пролетевшего совсем рядом крупнокалиберного снаряда. «Да это же наши двенадцатидюймовки лупят! Они что, сдурели?!» – успел подумать Григорьев, увидев высверк выстрела главного калибра береговой артиллерии, перед тем как площадка маяка подскочила и с размаху ударила его по лицу.
Очнулся поручик на дне окопа. Воняло сгоревшим порохом и смолой с близкого пожара. В голове гулко отдавались удары сердца, а зрение никак не хотело наводить резкость – все окружающее плыло и двоилось. В уши будто натолкали ваты, и только по сотрясающимся и осыпающимся стенкам траншеи было понятно, что позиция находится под жестоким артобстрелом.
После очередного чувствительного толчка возмущенной близким взрывом земли в окоп скатился командир батареи капитан Вамензон, представляющийся всем почему-то как Вадин, хотя ни та, ни другая фамилия не соответствовала его внешнему виду горячего горца (что было не так далеко от истины: вырос Александр Николаевич на Кавказе, закончив с отличием Тифлисский кадетский корпус).
Роскошная черная борода капитана была опалена, неизменная папаха превратилась в грязный всклокоченный огузок, и только темные глазищи оставались прежними – яростно горящими и даже безумными, но живыми.
– Ну что, разведка, оклемался? – коротко спросил капитан, присев перед Григорьевым на корточки и отряхивая от мелкой известковой пыли застегнутый на все пуговицы мундир. – Крепко тебя приложило. Молодцы связисты, не бросили, на себе из маяка вытащили. Надо будет представление к наградам написать… Ты лежи, лежи, приходи в себя, все равно сейчас головы не поднять: накрыли нас серьезно.
Будто в подтверждение слов капитана окопчик основательно тряхнуло, и по небу над щелью в земле поползли грязно-белесые полосы едкого дыма.
– Ах ты ж… – Вамензон, поднявшись из траншеи, замысловато, но вполне литературно выругался. – Ну вот, поручик, и нет у нас склада боеприпасов. Прямое попадание…
– Кто? – с трудом, будто кляп, вытолкнул из себя Григорьев мучающий его вопрос.
– Британские мониторы лупят. – Командир батареи опять присел на корточки. – Убедились, что наш главный калибр уже не наш и осмелели…
– Что… с главной… батареей? – по частям выдавил из себя Григорьев.
– Приведена в полную негодность, – зло выдохнул капитан. – Революционеры из местных рыбаков под видом родственников и помощников завезли на остров почти роту британских морских пехотинцев, вот они в нужный момент и… – Вамензон с силой воткнул кулак в бруствер. – И ведь был у них кто-то свой среди наших артиллеристов, так ловко наводили и стреляли…
Крепостной батальон, пытавшийся прорваться к батарее, подпустили на сотню шагов и прямой наводкой… Две роты из трех как ветром сдуло, остальные драпали – только в ушах свистело. Хорошо, что казачки с флангов поддержали – ворвались на позиции, порубали всех, кто был снаружи, вентиляционные шахты забили горящим сеном. Но маяк, оба запасных НП и все дальномерные посты разрушены полностью.
От нашей батареи осталось два орудия, остальное – в хлам. Двенадцатидюймовки выведены из строя… – Капитан тяжело прислонился к боковине окопа. – Британцы ведут высадку в Карусте, их прикрывают два монитора. Что у соседей, не знаю, последний радиотелеграф из штаба – держаться до последней возможности, флот идет на помощь. Да что-то пока не видно…
– Можем и не увидеть. – Григорьев первый раз через силу улыбнулся разбитыми губами. – Тут где-то должны дежурить наши подводные лодки. Месяц назад познакомился с их командиром. Лихие, отчаянные ребята. Эти не бросят…
– Ну, коли так, то будем держаться, – усмехнулся командир батареи, помогая поручику встать на ноги. – К сожалению, снарядов у нас – кот наплакал, только те, что у орудий, а потом все равно придется замки снять и с боем к своим пробиваться. Воевать скоро будет нечем…
Накативший со стороны моря гулкий грохот отличался от резких залпов британских орудий, и поручик осторожно выглянул из-за бруствера.